Что выгоднее Армении, Беларуси, Казахстану и Кыргызстану — самостоятельно заключать торговые соглашения с третьими странами или ориентироваться на переговоры, которые ведет ЕАЭС? Конкурирует ли китайский проект "Экономический пояс Шелкового пути" с союзными интеграционными инициативами? На вопросы Sputnik отвечает Вероника Никишина, член коллегии (министр) по торговле Евразийской экономической комиссии.
— Не секрет, что в странах ЕАЭС обыватели воспринимают Россию как локомотив, роль которого — стимулировать развитие и финансировать другие государства союза. Но когда Китай активизировал двустороннее сотрудничество с Казахстаном, Кыргызстаном, Беларусью и Арменией, многие стали воспринимать китайский "Экономический пояс Шелкового пути" как альтернативу объединению в рамках ЕАЭС. Потому принципиально важен вопрос: насколько эти интеграционные проекты можно считать конкурирующими?
— Евразийский экономический союз — классическое интеграционное объединение, которое строится по принципу свободы перемещения товаров, услуг, финансов и рабочей силы. Развитие идет в направлении максимального облегчения взаимоотношений друг с другом и извлечения максимальных выгод от такого объединения.
В "Шелковом пути" заложена совершенно другая философия. Это не интеграционный проект, а набор инициатив по взаимовыгодному сотрудничеству и развитию различных проектов между Китаем и другими странами, в том числе пятью государствами ЕАЭС и союзом в целом. То есть даже идеологически это принципиально разные структуры. Потому неправильно говорить о конкуренции, можно говорить о взаимном дополнении интересов участников ЕАЭС и проекта "Экономический пояс".
Наши страны получают выгоду от углубления интеграции, повышают благосостояние за счет объединения. И каждая абсолютно логично ищет пути сотрудничества с третьими странами, в том числе с Китаем. Капиталовложения КНР, например, в развитие инфраструктуры или какие-то производства в государствах союза, на наш взгляд, дополняют выгоды, потому что повышают благосостояние каждой страны.
Не секрет, что инфраструктура, в том числе транспортная, в государствах ЕАЭС устарела, она требует модернизации. Поэтому использование и национальных средств, и средств партнеров, и средств Китая для развития инфраструктуры — абсолютно логичная выгода.
— О возможности сопряжения проектов ЕАЭС и "Экономического пояса" на высшем уровне было заявлено еще в 2015 году. Есть какие-то конкретные результаты в этом процессе?
— Да, конечно. С момента политического объявления о сопряжении прошло чуть больше двух лет, но за это время удалось достичь заметных успехов. Сопряжение идет в двух плоскостях.
Первая — это регуляторика. Надо понимать, что у ЕАЭС и Китая нет никакой регуляторной базы. Отношения каждой из наших стран с Китаем строятся по уже сложившимся нормам, но у союза правовой базы в них еще нет. Формирование базы в виде соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве — первый результат, о котором можно говорить. Мы достаточно далеко продвинулись в переговорах по соглашению. Есть основания полагать, что при наличии доброй воли обеих сторон уже скоро подойдем к завершению процесса.
Вторая часть — это непосредственно сами проекты, для которых создается регуляторика. Здесь тоже развернута работа как на национальных, так и на наднациональном уровнях, по идентификации и кое-где уже по реализации проектов, представляющих совместный интерес. В основном это инфраструктура, есть и производство. Пока это скорее все-таки двусторонние контакты, например, вложения Китая в "Великий камень" в Беларуси.
В инфраструктурных проектах больше просматривается совместный интерес всех стран ЕАЭС. У нас формируется банк данных таких проектов, и в соглашение мы закладываем раздел, который будет стимулировать реализацию конкретных инициатив сотрудничества в самых разных сферах.
— Реализуя проект "Экономический пояс Шелкового пути", Китай приходит в страны как инвестор, и его принимают с распростертыми объятиями. Есть ли у России необходимость и способы повысить привлекательность ЕАЭС для участников союза?
— Мне кажется, никогда не следует останавливать работу по повышению привлекательности как страны, так и союза в целом. Но давайте подумаем, что такое привлекательность. Привлекательным интеграционное объединение становится тогда, когда каждый житель государства извлекает выгоды из участия в этом объединении через повышение своего благосостояния.
Почему все стремились в Евросоюз? Потому что качество жизни улучшалось, а "бесшовность" перемещения внутри ЕС стимулировала повышение благосостояния.
Повышать привлекательность ЕАЭС можно разными способами. Прямым — в виде вливания денег. Но это очень лобовой и примитивный вариант. В первую очередь обыватели должны получать ощущение выгоды от функционирования союза, а это как раз и происходит за счет устранения барьеров, получения прибыли, свободного доступа к рынкам друг друга.
— Если уж мы заговорили о свободном доступе, то насколько в ЕАЭС реализован принцип "четырех свобод" — свободного перемещения товаров, услуг, рабочей силы и капитала?
— В разных аспектах — разный прогресс. Наиболее полно, хотя, конечно, не на 100 процентов, он реализован в сфере перемещения товаров. Еще на стадии Таможенного союза были сняты все таможенные границы. В целом работа по товарам не останавливается. Наша "белая книга" по барьерам сконцентрирована в основном на товарной области.
Рынки услуг более закрыты, чем рынки товаров, но и здесь есть прогресс. Установлены сроки, когда мы должны переходить от национальных рынков к общему, разработана "дорожная карта" создания общего рынка услуг.
С перемещением рабочей силы никаких проблем нет, есть нюансы. Например, взаимное признание дипломов или единая система пенсионного обеспечения.
Ведется активное обсуждение перехода к единому финансовому рынку. Пока это наименее определенный аспект — один из приоритетов нынешнего состава коллегии.
— Возвращаясь к теме сопряжения "Экономического пояса" и ЕАЭС: что более всего мешает прогрессу?
— С точки зрения подходов, проблем нет. И мы, и китайские партнеры одинаково понимаем, что это должен быть взаимно выигрышный процесс, направленный на экономическое развитие. Наша позиция, которая была поддержана китайскими партнерами, заключается в том, что "Шелковый путь" — это не просто транзит товаров из Китая в ЕС через территорию ЕАЭС. Это может быть и доступ наших товаров на китайский рынок, и участие в совместных производствах в какой-то из стран союза.
У нас, наверное, есть проблема, связанная с медлительностью определения конкретных интересов, по которым эти проекты надо развивать. Объективный человеческий фактор. Иногда еще бывают моменты, объясняющиеся конкуренцией с китайцами. Но там, где есть дополнение, только человеческий фактор влияет на скорость процесса.
— Сейчас ЕАЭС проводит переговоры о свободной торговле с семью странами — развитие идет уже не вглубь, а вширь. Какие преимущества соглашения могут принести конкретно каждой стране-участнице? Например, Армения явно заинтересована в налаживании отношений с Ираном, Казахстан и Кыргызстан — с Китаем. И что для каждой из них выгоднее — соглашение между ЕАЭС и конкретными странами или двусторонние треки?
— Во-первых, не надо смешивать национальные и наднациональные компетенции. Например, мы говорим про соглашение о свободной торговле, результатом которого является снижение пошлин, а значит — упрощенный доступ на рынки наших партнеров. В силу того, что это наднациональные компетенции, ни одна из стран не может проводить такие переговоры индивидуально. У нас единый тариф на внешнем контуре, поэтому соглашения, которые касаются либерализации пошлин, могут вестись только совместно.
Другие аспекты сотрудничества ни в коей мере нельзя игнорировать, например, туризм. Переговоры по этим направлениям не должны прекращаться или противопоставляться тем, что идут на наднациональном уровне.
И второй момент: мы исходим из того, что каждое будущее соглашение, переговоры по которому ведем, должно приносить эффект союзу в целом. Если мы будем вести калькуляцию того, какие выгоды получит каждая страна от конкретного соглашения, далеко не продвинемся. В каких-то случаях выгоды больше будет у одних государств ЕАЭС, в каких-то — у других. Но привлекательность союза в целом складывается из повышения благосостояния каждой страны, поэтому линейная калькуляция — это ущербная позиция.
Важно понимать: прежде чем просить наших президентов дать мандат на переговоры с какой-то страной, совместная исследовательская группа обязательно изучает выгоды и риски для ЕАЭС и каждой из стран. И только если рабочая группа понимает, что выгод больше, чем рисков, мы выходим с запросом на переговоры. Все семь переговорных треков открыты после тщательных исследований, которые показали, что все страны союза выиграют от этих переговоров.
Мы же команда, мы — союз, а не случайная компания из нескольких стран, поэтому выгоды объединения складываются из интересов всех участников.
— У России, Армении, Казахстана и Кыргызстана разные обязательства перед ВТО, а Беларусь и вовсе находится в процессе вступления в нее. Как проходит процесс гармонизации этих обязательств?
— Хотя у четырех стран из пяти разные обязательства, они вмонтированы — не скажу, что гармонизированы, — в общую правовую систему ЕАЭС. Мы понимаем, что у Армении и Кыргызстана в связи с их присоединением к союзу обязательства по ВТО требуют пересмотра. Такие переговоры ведутся, созданы переговорные делегации.
У Казахстана есть изъятия из тарифа: обязательства республики перед ВТО учитываются в нашей правовой базе. Мы ежегодно принимаем необходимые решения совета, имплементируя обязательства Казахстана в наш тариф. Мы научились жить в условиях разных обязательств, вплетенных в общую конструкцию.
Белорусская сторона ведет переговоры о присоединении к ВТО, и мы рассчитываем, что нас будут информировать о тех принципиальных обязательствах, которые затронут компетенции союза. Что касается национальных компетенций — это полностью дело белорусской стороны. Мы имеем все основания полагать, что процесс не вызовет осложнений для ЕАЭС.
В общем, проблемы есть, но они решаемы.
— Мешают ли антироссийские санкции интеграционным процессам в объединении?
— Конечно, мешают. Чем быстрее растет благосостояние каждой страны-участницы, тем сильнее ощущается позитивный эффект от интеграции. Любое сдерживание экономического развития России сдерживает развитие союза в целом. Это первый аспект.
Второй — это расширение связей ЕАЭС, тот же процесс сопряжения с китайским "Экономическим поясом". Понятно, что строительство большой Евразии касается не только интеграции ЕАЭС со странами на Востоке. Евросоюз абсолютно объективно — по экономическим причинам — тоже должен быть участником этого процесса, а у нас получается серьезный перекос на восток. Мы готовы разговаривать и с европейскими соседями, однако пока просто не видим у них политической воли. И лишь потому, что одна из пяти стран нашего союза по сугубо политическим мотивам не воспринимается как подходящий партнер для переговоров. Это сильно ущемляет экономические интересы тех, кто хочет проводить интеграцию интеграций.
Мы видим, какой интерес проявляет к нам европейский бизнес. Ведь при открытии преференций для входа на наш рынок те, кто войдут первыми, завоюют его гораздо быстрее, чем остальные, и потеснить их будет сложно. По нашим оценкам, европейский бизнес сильно обеспокоен этим.