ГЛАВНОЕ МЕНЮ

Источник: https://scientificrussia.ru/

– Михаил Яковлевич, недавно вам исполнилось 85. Говорят, отметили юбилей вы необычным способом – докладом на Ученом совете.

– Да, это так, хотя ничего необычного я в этом не вижу. По моему глубокому убеждению, юбилей – это не повод для славословий, а скорее необходимость отчитаться перед коллегами за сделанное. К счастью, они, эти годы, были насыщенными, наполненными многими событиями. Порой, оглядываясь назад, даже не верится, что столько удалось сделать. Кстати, мой юбилей отмечался не только в Институте геохимии им. Вернадского (ГЕОХИ), где я работаю сейчас, но и в Институте прикладной математики им. М.В. Келдыша, где до этого трудился почти полстолетия и где до сих пор являюсь членом Ученого совета. У меня сохранились самые тесные и добрые отношения и с коллегами, и с руководством этого института. Поэтому мне было очень приятно, когда позвонил директор института Александр Иванович Аптекарев, член-корреспондент Академии, и сказал, что на очередном Ученом совете института будет отмечаться эта дата. Такое внимание коллег двух моих родных институтов – это и огромная ответственность, и осознание необходимости оправдать доверие и продолжать активно жить и трудиться. Это крайне полезно, прежде всего, самому. Правда, в зрелые годы важно почаще останавливаться, чтобы подумать: а надо ли продолжать так быстро бежать?

Своё выступление на Ученом совете в ГЕОХИ я начал с благодарностей. Первая, конечно, была моим родителям, которые подарили мне этот мир и к тому же сделали это крайне своевременно, так что окончание университета пришлось на начало космической эры человечества, что во многом определило мою дальнейшую судьбу. Следующая благодарность – великолепным учителям, которые для меня этот мир открыли, помогли сформироваться как исследователю. Конечно, я благодарен моим коллегам, вместе с которыми довелось работать в разные периоды жизни, участвовать в осуществлении многих сложных проектов, которые, как правило, создаются коллективно. Я рад, что у меня много учеников, которые успешно работают в разных областях и в разных странах. И, конечно, я благодарен самым близким людям, которые окружали меня любовью, теплом и заботой в разные периоды жизни, подарили и продолжают дарить то, что составляет основу личного человеческого счастья.

А сам доклад был действительно отчетом о том, что удалось сделать за прожитую жизнь и нашло отражение примерно в трехстах опубликованных статьях в научных журналах и более чем в двадцати книгах.

– На этой радостной ноте можно было бы закончить интервью, но я предлагаю, наоборот, вспомнить, как всё начиналось.

– Мой путь в науку не был прямым. Обстоятельства сложились таким образом, что начинал я свой трудовой путь под Москвой в Подлипках, в ОКБ-1 Сергея Павловича Королева – теперь это РКК «Энергия». Там я довольно много занимался различного рода инженерной деятельностью, так или иначе связанной с созданием космических аппаратов, в том числе систем ориентации для полетов в дальний космос. Дальше меня, что называется, приметили: перевели в Москву, в Государственный Комитет по оборонной технике, где я стал помощником первого заместителя  Председателя этого Комитета Георгия Александровича Тюлина, очень известного и заслуженного человека в ракетно-космической отрасли. У него я занимался различными техническими проблемами, в том числе участвовал в разборе аварийных запусков ракет, много времени проводил на наших ракетных полигонах – Байконуре, Капустином Яре. Это была  великолепная школа ракетно-космической техники, которую я прошел за пару лет, школа познания основ разработки и реализации проектов, создаваемых совместными усилиями многочисленных организаций.

– Какие аварии вы разбирали?

– Это были аварии и боевых баллистических ракет, и ракет-носителей. Позднее я стал членом Государственной комиссии по запуску спутников Земли серии «Космос». Там тоже случались аварии, которые в то время замалчивались по политическим соображениям.

– В отличие от сегодняшнего дня, когда случилась авария «Союза», а мы уже все знаем. Это хорошо?

– Всегда хорошо, когда есть правда, какой бы горькой она ни была. А неправда, попытка что-то скрыть – это ослиные уши. Все равно, так или иначе, со временем всё вылезает на поверхность, становится известным. К тому же наши аварийные пуски чётко отслеживались американцами, и для них в этом смысле секретов не было. Средства и методы позволяли это делать.

– А как вы познакомились с Келдышем?

– Опять-таки в силу обстоятельств. Часто говорят, что жизнь – цепочка случайностей, во многом это справедливо. Помните, как у Блока: «Жизнь без начала и конца, Нас всех подстерегает случай». На одном памятном совещании, которое проходило в Самаре, я совершенно неожиданно для себя познакомился с этим выдающимся  человеком, который вскоре пригласил меня в свой институт.  Мне было суждено в дальнейшем с ним близко общаться, под его руководством многие годы работать. Мстислав Всеволодович Келдыш – мой великий учитель, человек, перед которым я склоняю голову.

– Причем, в буквальном смысле, потому что ваш рабочий стол находится под его портретом.

– Да, и это как продолжение тесной с ним связи. У него я учился и науке, и жизни. В статье, которая была опубликована в «Природе» в связи со 100-летием Мстислава Всеволодовича и названа «Уроки Келдыша», я писал, в частности, о том, что до сих пор, когда сталкиваюсь со сложной ситуацией и не так просто принять решение, я мысленно обращаюсь к нему и думаю: а как бы он поступил? Для меня высочайшей честью было присуждение мне в прошлом году одной из высших наград Российской Академии наук – Золотой медали имени Келдыша. Это знак высшей степени признания для ученого. Другой такой наградой научного сообщества было присуждение мне двумя годами раньше Демидовской премии. А начинал я работать у Келдыша по существу мальчишкой, и он меня во многих вещах поправлял и направлял. Мог ли я тогда предполагать, что по прошествии многих лет удостоюсь столь высоких наград?

– Чем вы занимались у Келдыша?

– У Келдыша я занимался научной работой, возглавляя научное подразделение в институте, и одновременно научно-организационной деятельностью, будучи Ученым секретарем Междуведомственного научно-технического совета по космическим исследованиям при АН СССР – самого авторитетного органа в стране по планированию и осуществлению научных и прикладных космических исследований. Председателем Совета был Келдыш, я, как тогда говорили, «его правой рукой». Такое сочетание научной и  организационной работы было не простой задачей, требовало огромной отдачи. Но благодаря работе в Совете я был, что называется, на острие проблем, тесно сотрудничал с руководителями научно-исследовательских институтов и конструкторских организаций, в том числе с исторической плеядой членов Совета Главных конструкторов, возглавляемого С.П. Королевым, и, конечно, с ним лично. Это незабываемые и крайне плодотворные страницы жизни.

 Вскоре после прихода в институт Келдыша я поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию по проблемам, связанным с физикой околоземного космического пространства. Эта тематика была достаточно далека от планетной. Поэтому для меня было полной неожиданностью, когда в 1966-м году Келдыш предложил мне заняться нашими проектами полетов на Венеру в тесном сотрудничестве с только что созданным предприятием на базе легендарного конструкторского бюро С.А. Лавочкина, которое возглавил Г.Н. Бабакин. Как вы знаете, это было началом нашей поистине грандиозной многолетней планетной программы, которой мы до сих пор гордимся.

– Что же вы ответили?  

– Честно сказал, что в этих вопросах плохо разбираюсь, а он в свойственной ему манере пристально на меня посмотрел и сказал только одно слово: «Научитесь». Всё. Так что пришлось изменить направление деятельности, много учиться, но очень скоро я стал заниматься проектами полетов не только к Венере, но также к Марсу и Луне.

– А что входило в круг ваших обязанностей в рамках этих проектов?

– При разработке проектов полетов к этим небесным телам я выполнял функции специалиста, ответственного за  выполнение разработанной программы исследований и за обеспечение «сшивки» научных инструментов со служебными системами. Это своего рода интерфейс между космическим  аппаратом и теми научными инструментами, которые на нем устанавливаются и передают результаты измерений на Землю. На западе такого специалиста называют «project scientist». Эти функции я выполнял на протяжении почти 15-ти лет. Были удачи, были и неудачи.

– Насколько я знаю, вам впервые в мире удалось получить прямые измерения параметров атмосферы Венеры, Марса на спускаемых посадочных аппаратах.

–  Да, мне действительно посчастливилось получить эти результаты путем измерений на посадочных аппаратах серии «Венера». Благодаря им удалось узнать совершенно необычные свойства атмосферы Венеры, температура  на поверхности которой достигает почти 500 градусов Цельсия, а давление почти 100 атмосфер, понять причины того, почему на соседней планете сформировался тепловой режим, совершенно непохожий на Землю. Мне удалось изучать динамику атмосферы Венеры, впервые провести измерения структуры и состава ее совершенно экзотических облаков, состоящих из капелек серной кислоты. Для человека, живущего на Земле, это все непривычно, как, впрочем, и марсианский климат, в атмосфере которого мне также довелось провести первые прямые измерения на посадочном аппарате «Марс 6». Но такой необычностью, экзотичностью и притягателен космос!  Наше счастье, что природа отвела нашей планете место в Солнечной системе, где возможны благоприятные климатические условия.

– Хорошо, что мы не на Венере живём!

– И не на Марсе тоже. Там другая противоположность. Средняя температура минус 50 Цельсия, разреженная углекислая атмосфера, жесткое ультрафиолетовое излучение на поверхности, мощнейшие глобальные пылевые бури. А наша планета поистине уникальна. С началом космических исследований возникло такое новое направление - сравнительная планетология, задача которой понять, что выделило Землю среди соседних планет и обеспечило такие комфортные для жизни условия. Трудно даже себе представить условия на горячей поверхности Венеры, цветные панорамы которой были переданы с наших посадочных аппаратов – раскаленная пустыня со сложным рельефом. Передаче панорам предшествовали первые в мире уникальные измерения освещенности в атмосфере и на поверхности Венеры, которые также проводились  при моём участии. Ну, и, конечно, все это стало возможным благодаря тому, что аппараты могли выживать и работать в этих чудовищных условиях окружающей среды на поверхности Венеры при высоких температурах и давлении в течение почти двух часов! Был разработан целый ряд оригинальных технических решений, в чем я принимал самое непосредственное участие  и считаю это одной из важных страниц своей деятельности. Это были и теоретические, и экспериментальные работы, которые проводились вместе с моим коллегой, академиком Всеволодом Сергеевичем Авдуевским.

– Это был начальник моего отца. Они написали в соавторстве множество книг по космическим исследованиям – Авдуевский, Гришин, Лесков.

– Да, я знаю.. Это были первые книги по микрогравитации, по внеземным ресурсам. С Всеволодом Сергеевичем мы тесно сотрудничали. Кстати, познакомил нас  Келдыш. И это положило начало многолетнему творческому общению и дружбе. Помимо проведения совместных экспериментов, нас сближало заинтересованное участие в решении инженерных вопросов. Вместе мы разрабатывали модели, которые  позволяли лучше понять существо изучаемых проблем  и помогали решать поставленные задачи.

– У вас есть замечательная книга «Советские роботы в Солнечной системе». Знаю, она выдержала уже не одно издание.

– Да, книжка подводит итог этой деятельности. Я очень рад, что ее удалось написать и рассказать о тех наших космических успехах, которые  прославили страну. Причем важно, что сделано это абсолютно объективно, без «замазывания» проблем и неудач. Как я уже говорил, был период, когда я очень активно занимался ракетно-космической техникой, и этот важный этап моей деятельности нашел отражение в книге. В первую очередь, это касается наших автоматических аппаратов-роботов.

Книга написана вместе с моим хорошим коллегой – американцем Уэсли Хантрессом, который в 90-х годах руководил американскими планетными исследованиями в NASA и был хорошо знаком с нашей космической программой. Когда он мне предложил участвовать в этом проекте, я, конечно, с радостью согласился, но должен сказать, что это был очень непростой этап жизни, поскольку пришлось поднимать массу архивных материалов, часть которых, к большому сожалению, у нас была утрачена. Книга была вначале опубликована на английском языке в престижном издательстве «Шпрингер-Праксис» и получила Премию Международной Астронавтической Федерации, как лучшая книга года. В 2016-м году она была переведена и издана на русском языке, в  2018-м году вышло второе издание.

Я благодарен Хантрессу за его идею – вынести на обложку книги слова «Первые на Луне, первые на Венере, первые на Марсе», что отражает объективный, непредвзятый взгляд на события тех лет, отдает дань нашим выдающимся достижениям. В  них громадная роль принадлежит упомянутому мною выдающемуся человеку, который внес в эти достижения поистине неоценимый вклад – Главному конструктору Георгию Николаевичу Бабакину. С ним мне также довелось очень тесно сотрудничать, участвуя в создании всех этих аппаратов. Он отдавал всего себя этой деятельности, на которой буквально сгорел. Вдумайтесь только в одну цифру – 16 космических аппаратов, созданных менее чем за 7 лет его работы в качестве Главного конструктора! Нам бы сейчас иметь нечто подобное!  А мы, к сожалению, утратили те позиции, где были лидерами во времена Бабакина, и десятилетиями не запускаем космических аппаратов к Луне и планетам.

– В Институте им. Келдыша, насколько я знаю, вы занимались не только планетными исследованиями…

– Надо сказать, что вопросы теории, математического моделирования всегда были важной стороной всей моей деятельности, и сама работа в Институте прикладной математики предполагала необходимость изучения  природных процессов и явлений на  математических моделях. Для моих задач их теоретической основой была механика, прежде всего, механика жидкости, газа, плазмы, а также физика разреженного газа, Эти разделы теснейшим образом связаны с изучением верхней  атмосферы и околопланетного космического пространства. На самом деле реальная картина сложнее, поскольку с разреженным газом такой среды непосредственно взаимодействует солнечное излучение, как электромагнитное (фотоны), так и корпускулярное (электроны и протоны солнечного ветра), энергия которых сильно возрастает во время солнечных вспышек. Поэтому для математического описания процессов требуется привлечение еще методов физико-химической кинетики. В целом это составляет основу нового научного направления, которое получило название аэрономия – удивительно увлекательная область, у истоков рождения которой мне довелось стоять.

– Это так называемая мезосфера – верхняя часть атмосферы между космосом и Землёй?

– Там выделяют целый ряд областей. Это, конечно, мезосфера, расположенная за стратосферой, а выше нее находятся термосфера и экзосфера. Экзосфера – это уже та область, откуда атомы и молекулы атмосферы могут частично убегать или, как мы говорим, диссипировать в космическое пространство. Вместе с моим талантливым учеником и коллегой Александром Колесниченко мы разработали теоретические подходы для описания таких сред и обобщили их в монографии «Введение в планетную аэрономию». Она получила очень хорошие отклики и послужила основой для математического моделирования этих довольно сложных процессов. Разрабатывались также модели атмосфер Венеры и Марса, которые использовались нашими конструкторами при проектировании нового поколения космических аппаратов.

– Михаил Яковлевич, большим успехом по сей день пользуется другая ваша книга – «Планеты Солнечной системы». Вам удалось понять, что они собой представляют?

– Мне удалось лучше разобраться в особенностях их природы, но, конечно, до полного понимания еще далеко. По этой проблематике у меня много публикаций, а первую попытку рассказать о «семье Солнца» я, действительно, предпринял еще в 1970-х годах, написав книжку «Планеты Солнечной системы», изданную массовым тиражом и выдержавшую два издания. Важным  этапом было подведение итогов исследований Венеры после завершения полетов космических аппаратов. Книгу о Венере мне предложило написать авторитетное издательство Йельского университета в США, и она вышла в конце 90-х годов.

– С Венерой у вас тоже остались вопросы? Или с ней всё понятно?

– Вопросов множество, что естественно. Это же парадигма научного поиска: чем больше вы узнаете, тем больше вопросов у вас возникает. Всё зависит от того, с какой степенью глубины вы пытаетесь в изучаемых проблемах разобраться. К сожалению, Венера незаслуженно забыта, За последние годы был только европейский проект, в котором мы участвовали, – «Венера-экспресс», но это был спутник, на котором проводились измерения свойств атмосферы выше облаков. Запустили аппарат к Венере японцы, но он находится далеко от планеты. Есть хорошие проекты и у нас, и у американцев, в их подготовке я принимаю участие. В частности, по приглашению американского NASA я участвовал в качестве эксперта в разработке концепции будущих исследований Венеры.

– В 80-е годы прошлого века вы начали заниматься таким явлением, как турбулентность.Здесь удалось в чем-то разобраться?

– Это ключевые проблемы в ряде разделов механики, физики и их приложений, включая  исследования космоса и астрофизику. Турбулентность в этих средах имеет свою специфику, поскольку в общем случае требуется учитывать их неоднородность, многокомпонентный состав, наличие химических реакций. Вот такой турбулентностью мы много занимались и продолжаем заниматься с уже упомянутым мною учеником и коллегой А. Колесниченко. Это целое новое направление, в котором удалось получить ряд новых результатов, изложенных в нескольких наших монографиях, изданных у нас в стране и за рубежом. Среди них обширная монография, изданная престижным издательством «Шпрингер». В ней, кстати, обсуждается применительно к турбулентности удивительное явление природы – возникновение в хаотических средах «островков упорядоченности», или процессов самоорганизации. Мне довелось обсуждать эти проблемы, их особенности,  с замечательным ученым, к сожалению уже ушедшим из жизни, академиком Алексеем Максимовичем Фридманом. С ним у меня тоже есть на эту тему совместные публикации.

– У меня дома есть ваша замечательная книга «Космос. От Солнечной системы вглубь Вселенной». Она имеет какое-то отношение к вашим первым работам про планеты Солнечной системы?

– Самое непосредственное. Ко мне обращалось довольно много людей, включая моих коллег, которые говорили о том, что хорошо бы переиздать книгу «Планеты Солнечной системы». Но эта книга была написана, как я говорил, в 70-е годы прошлого столетия. С тех пор наука ушли столь далеко, что надо писать новую книгу. Произошли и другие события, в том числе чтение лекций в Международном космическом университете, что, конечно, помогло написанию новой книги. Кстати, ее вариант на английском языке, на котором ведется преподавание в Международном космическом университете, также  опубликован  издательством «Шпрингер».  

– Вы преподаете на космическом факультете МГУ?

– Да, и там тоже. Являюсь профессором МГУ, читаю лекции и для бакалавров, и для магистров. Вообще я считаю, что участие в образовательной деятельности, так же, как и популяризация научных знаний, являются непременной обязанностью ученого.

– Но вернемся к идее переиздания «Планет»…

– Как я сказал, написанию новых книг по космосу способствовала моя работа в Международном космическом университете, в котором я преподаю почти 30 лет. Его центр находится во Франции, в Страсбурге, но он проводит также летние сессии по всему миру. Студентами являются выпускники университетов из десятков стран, обучение ведется на междисциплинарной основе по многим разделам наук, так или иначе связанным с космосом. Это своего рода курсы усовершенствования, призванные готовить лидеров космической отрасли, а сам процесс обучения – настоящий мозговой штурм. Помимо чтения лекций, я много лет  возглавлял там отделение космической физики. Накопилось много интересного материала,  расширился кругозор. Так родилась идея обобщить современные знания о космосе, причем сделать это, сочетая строгость изложения с доступностью для широкого читателя, как было в книге «Планеты». Должен сказать, что это оказалось непростой задачей, осуществление которой потребовало более двух лет напряженного труда. Тем не менее, в 2016-м году книга вышла в нашем знаменитом издательстве «Физматлит», кстати, как и «Советские роботы». Она получила очень хорошие отзывы и, как мне сказала директор издательства, «разлетелась, как горячие пирожки». Было решено подготовить второе издание, в котором я смог исправить неточности и учесть ряд критических замечаний коллег. Оно вышло  буквально месяц назад  и сейчас активно продается. Надеюсь, больше критических замечаний не будет.

– А вдруг получите?

– Буду думать о третьем издании. А если серьезно, то наши представления о космосе непрерывно расширяются, появляется много новых данных. Вот вы меня спросили, узнал ли я что-нибудь новое о планетах. Понимаете, новое я узнаю каждый день, и далеко не только о планетах. Стараюсь хоть как-то следить за литературой, многое черпаю из Интернета – этого совершенно потрясающего моря информации. На наших глазах происходит колоссальный прорыв во многих областях, а если говорить о планетных исследованиях, то это, прежде всего, открытие экзопланет. Это новая область, открывающая совершенно потрясающие перспективы. Об этом рассказано в книге «Экзопланеты», написанной с моим коллегой Иваном Шевченко и вышедшей в конце прошлого года.

– Как вы думаете, землеподобные планеты, на которых могла сформироваться жизнь, существуют?

– Это очень сложный вопрос. Из примерно пяти-шести тысяч экзопланет, которые к настоящему времени открыты, можно выделить несколько десятков, находящихся в благоприятных климатических зонах в окрестности родительской звезды. Условно такие зоны называют «зонами обитания».  Повторяю, условно, потому что даже пригодная для возникновения жизни среда, включая умеренные температуры, наличие атмосферы, воды на поверхности, еще далека от того, чтобы предполагать там возможность появления живых существ. Проблема возникновения жизни несравненно сложнее, и мы пока еще далеки от понимания ключевых механизмов ее зарождения. Помимо ряда необходимых условий, нужен еще очень серьезный фактор, своего рода триггер, «механизм запуска». Конечно, открытие экзопланет, число которых во Вселенной сопоставимо с громадным числом звезд, внушает определенные надежды, исходя даже просто из вероятностных соображений, несмотря на то, что конфигурация (архитектура) известных экзопланетных систем сильно отличается от нашей Солнечной системы. Но обнаружить признаки жизни на таких телах существующими методами пока невозможно.…

– Контакта нам не ждать?

– Мы говорим лишь о примитивных формах жизни, обнаружение которых в космосе было бы настоящим триумфом науки. Вы же говорите о разумной жизни, которая несравненно сложнее и для возникновения которой существует масса дополнительных ограничений, связанных с процессами эволюции. Мы не знаем пока даже того, что становится тем спусковым крючком, который запускает процессы метаболизма, репликации и всего того, что создаёт феномен жизни.

– Что же это, Божья воля?

– Ну, я далек от теологии. Я говорю, в частности, о процессах самоорганизации в природе. С ними, как я уже говорил, связано возникновение островков упорядоченности, а применительно к биологическим системам, гомеостаза. Вслед за этим начинаются  эволюционные процессы непрерывного, последовательного усложнения, в результате чего работает машина, которая характеризует функционирование живой клетки.

– Михаил Яковлевич, не могу не коснуться такого важного вопроса, как ваше председательство в оргкомитете Циолковских чтений, которые недавно завершили свою работу. Какие ваши впечатления о нынешних чтениях? И вообще, почему вы считаете, что это важно?

– Председателем Комиссии по изучению наследия К.Э Циолковского и Оргкомитета Чтений его имени до меня был академик Авдуевский. В 2002 году, за год до своей кончины, он попросил меня сменить его на этом посту. Я долго колебался, и, наверное, если бы это был не он, человек, которого я всегда глубоко уважал,  я бы вряд ли согласился. Ведь у меня и без того много обязанностей. Но тут дал согласие, а начав работу на этом поприще, осознал, что на самом деле это очень важная сторона моей деятельности.

Прежде всего, я глубже познакомится с творчеством Циолковского, который был, конечно, гениальным самоучкой. Хотя не всё в его громадном научном наследии равнозначно, его прогнозы в том, что касается ракетной техники и перспектив развития космонавтики, имеют большую историческую ценность. Проведение ежегодных Чтений позволяет вернуться к истокам творчества Циолковского и связать с ними наши сегодняшние программы и проекты, пути развития авиации и космонавтики. Это важно как для специалистов, так и для ветеранов отрасли, которые обеспечили достижения нашей страны в осуществлении космических проектов. Это своего рода ответственность перед ними. Ну и, конечно, это важно для молодежи, у которой есть возможность, представляя доклады на Чтения, заявить о себе, опубликовать свои результаты. Я испытываю удовлетворение от того, что это научное мероприятие пользуется авторитетом, прежде всего, у профильных организаций ракетно-космической отрасли, но также у академических организаций. Так что, думаю, что мы делаем полезное дело.

– Какие идеи Циолковского вам представляются наиболее актуальными?

– Все они сформулированы в названиях тех одиннадцати секций, по которым проводится работа на Чтениях. Это разработка научного наследия Циолковского, исходя из анализа его идей и теоретических работ по ключевым направлениям космической деятельности, это вопросы авиации и воздухоплавания, вопросы небесной механики и оптимизации траекторий космических  полётов, это проблемы медико-биологических исследований и обеспечении безопасности космических полетов. Обсуждаются также вопросы школьного образования (не будем забывать, что Циолковский 40 лет жизни отдал преподаванию в школе), экономической эффективности при планировании и реализации космических программ. Наконец, значительное внимание уделяется философским проблемам, которых много в творчестве Циолковского.

– Они вам близки? Вот, например, Циолковский считал, что жизнь разлита по Вселенной.

– Эти воззрения Циолковского разделялись многими его современниками. В наше время, с накоплением знаний о Вселенной, оптимизм существенно поубавился. Но, к сожалению, и сегодня мы не можем с уверенностью говорить о том, насколько распространена жизнь в безграничных просторах космоса и существует ли она там вообще. Нельзя, например, исключить того, что наша обитаемая планета – уникальное создание природы и что мы одиноки во Вселенной. Размышляя на эту тему и анализируя доступные данные, я сам, во всяком случае, склоняюсь именно к такого рода неутешительным выводам. Как видите, они далеки от философии Циолковского.

Но это никак не означает, конечно, что не следует искать признаков существования в космосе других цивилизаций, находящихся на стадии развития, позволяющей устанавливать межзвездные контакты. Конечно, эта задача сопряжена с большими затратами и поэтому пока в этом направлении сделано крайне мало. Конечно, мог бы помочь частный бизнес, но, в отличие от западных стран, его вклад в российские космические проекты совершенно незначителен. Кстати, буквально вчера я был в МГУ на докладе нового директора НАСА Брайденстайна, и он в числе прочего говорил о том, что частный космос – это очень важная составляющая космических программ, что совершенно справедливо.

– Космический туризм?

– Не только. Частный космос – это когда вкладываются деньги, прежде всего, в создание систем прикладного назначения – скажем, связных, навигационных спутников. Труднее заинтересовать бизнес инвестировать в научные программы или, скажем, технологические проекты, не обещающие быстрой отдачи.   

Между тем, перспективы здесь поистине необозримы. Возвращаясь к Чтениям Циолковского, могу сказать, что каждый год к ним приурочиваются  международные симпозиумы. В этом году это был симпозиум по малым и микроспутникам, который проводился под эгидой ЦНИИмаша, головного предприятия нашей ракетно-космической отрасли. Это направление будущих полетов в космос сейчас активно обсуждается во всем мире. Причем речь идет о создании не только микроспутников, но в перспективе нано-, пико- и даже фемтоспутников.

– Совсем крошечных?

– Да, и это уже реальность. Когда я начинал заниматься космическими проектами, масса наших приборов и, тем более, систем управления, радиопередатчиков достигала  десятков и сотен килограммов, они занимали огромные объёмы. А сейчас на основе микросхем и конструкций с использованием новых технологий все это сократилось во много раз. Например, недавно мне показали интересный пакет научных инструментов для проведения  радиационных, оптических и магнитных измерений, масса которого вместе с микропроцессором не превышает десятка грамм. Становится реальным создание  космических аппаратов массой не более сотен грамм. Вот на какие рубежи благодаря современным технологиям мы сейчас выходим и начинаем мыслить иными категориями.

– Потрясающе. Ведь это и с экологической точки зрения огромная польза. Космический мусор не будет обрушиваться на Землю.

– И да, и нет. Конечно, опасность выпадения на Землю крупных фрагментов космических аппаратов со временем уменьшится, но с другой стороны, при массовых запусках микро- и наноспутников повысится степень загрязнения космоса и вероятность встречи с ними работающих космических аппаратов, в том числе пилотируемых.

Я совсем недавно вернулся из Питера, где проводилась  конференция под названием  «Безопасность космических полетов». Конечно, на ней присутствовала тема космического мусора. Помните, у Станислава Лема в одной из его новелл Йон Тихий, выйдя на космическом корабле  в космос,  наблюдает в иллюминатор, как вокруг него плавают консервные банки и пластиковые бутылки. Это, конечно, фантазия, навеянная тем, с чем человек уже встречается в мировом океане.

– Иначе говоря, человек загрязнил Землю и пошел загрязнять космос.

– Да, на орбитах осталось много аппаратов, прекративших свое активное существование, и гораздо больше разнообразных фрагментов их конструкций, в совокупности образовавших космический мусор. Это становится серьезной проблемой  для космических полетов.  Достаточно сказать, что сейчас в ближнем космосе объектов размером свыше десяти сантиметров, если мне память не изменяет, около 20-ти тысяч, а более мелких гораздо больше. Если учесть, что у таких тел высокие скорости, то столкновения с ними – серьезная угроза, а для пилотируемых кораблей чревата катастрофой. Примеры подобных столкновений – к счастью, пока только с небольшими частицами, уже есть. Поэтому сейчас активно обсуждаются различные способы «очистки» космоса от рукотворного мусора. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом, о котором я говорил, в связи с будущими массовыми запусками микро- и наноспутников. Несомненно, придется искать решение этой проблемы.

Вообще надо помнить, что новые технологии, открывающие новые технологические возможности, всегда ставят перед человечеством и новые вопросы, создают проблемы, вначале не всегда очевидные, но всегда так или иначе требующие решения. Так что новые технологии, их использование – это одновременно и  новая степень ответственности за судьбу цивилизации.