ГЛАВНОЕ МЕНЮ

Источник: МТРК "Мир"

Вот и пролетело уже более 70 лет со дня Победы. Однако в сознании тех, кто добыл ее, до сих пор гремят те страшные дни. Ветераны, участвовавшие в боях, блокадники Ленинграда и просто тыловики – сегодня мы хотим пройтись по стопам их воспоминаний и узнать, как это было.

Мне больше 90, но я не собираюсь умирать

С таким девизом по жизни всегда шел ветеран Петр Никифорович Чесноков – кавалер ордена Красной звезды и Отечественной войны первой степени, заслуженный деятель культуры Кыргызстана, почетной профессор Национального университета, лауреат международных фотовыставок. С самого детства он начал увлекаться спортом, сначала бег, потом бокс, турники и длительные походы в горы. В молодости он прекрасно пел и мечтал о карьере оперного певца, однако начавшаяся война указала ему другой путь. Петр Никифорович признавался – ни на минуту не пожалел, что ему пришлось покинуть родной город и только что начавшееся студенчество.

«Помню, высадили нас на какой-то крохотной станции, и мы целую неделю шли пешком. Переход был очень сложный. На плече у меня был минометный ствол, который весил никак не меньше 20 килограммов», – вспоминал Петр Чесноков. Еще до выхода на передовую Петр Никифорович получил боевое крещение. Расположившись на короткий привал, солдаты разожгли огонь, однако услышали самолет, в тот же миг на них посыпались бомбы. К счастью, вражеский летчик промазал и бомбы утонули в болоте. Именно тогда наш герой осознал, что такое война.

«Мы шли цепочкой. Впереди нас – командир, молоденький лейтенант. Первый же снаряд попал прямо в него. И на этом месте образовалась воронка. Мы продолжали двигаться вперед. Захватили небольшую деревеньку, но утром фашисты выбили нас из нее. Мы тогда пошли в обход, взорвали железнодорожное полотно. Это была наша первая победа. Пусть маленькая, но, как говорят военные специалисты, тактическая. В начале войны мы научились ценить и небольшие успехи», – делился ветеран.

«Фрицы готовились к наступлению. В полдень подошел к станции Чернозем бронепоезд и открыл стрельбу по деревне Федьково. Страшные картины до сих пор стоят у меня перед глазами… Из горячей избы выскочила женщина с ребенком на руках. Она пробежала несколько метров и, словно споткнувшись, упала на снег. Ребенок плакал, санитар бросился к нему на помощь, но осколок попал ему в живот, он пробежал еще метров десять и упал».

Тогда всю ночь шел снег, а к утру снежными бугорками обозначились сотни убитых. Сколько таких кладбищ увидели советские солдаты. В полночь Петр Никифорович только сменился с боевого дежурства, а тут немцы пошли в атаку, тогда командир взвода вручил ему ручной пулемет и сказал: «Петя, бей гадов!!!». Только он успел выбежать из караульного дома, как снаряд фашистского танка попал в дверь, а за ней еще находились бойцы. «Я прикрывал отход наших солдат, а немцы шли нагло, как будто ничего не боялись. Я открыл огонь, они залегли, затем снова двинулись на меня. И в это время я почувствовал сильный удар в левое плечо, затем стало тепло. Кровь заливала гимнастерку, и я потерял сознание. Позже уже узнал, что фрицы захватили село, расстреляли пленных солдат. Но гадам не удалось праздновать победу. Лыжный батальон 46-й гвардейской дивизии при выходе из деревни Федьково перекрестным огнем уничтожил немца», – солдат пролежал в госпитале четыре месяца. После выписки Чеснокова определили в штаб художником, там он трудился над листовками, «молниями». Однако вскоре он снова захотел на передовую и записался в 84-ю ополченческую дивизию.

Но, пожалуй, самые жуткие воспоминания у Петра Никифоровича связаны с моментом, когда его приняли за вражеского провокатора. Как раз назревали крупные события на Курской дуге, дивизия продвигалась всю ночь. Утром расположились на привал, а Чесноков отошел в сторону леса и увидел на поляне белые листки бумаги, на которых красными буквами было написано «Товарищам красноармейцам». Тогда Петр даже предположить не мог, что они окажутся вражескими. Он начал их зачитывать своим товарищам, но, как только увидел провокационный текст, сразу же остановился. Тут к нему подлетел политрук. «Он увидел у меня в руках в руках фашистскую листовку, схватил за шиворот и приставил наган: «Как ты сюда попал, провокатор, застрелю на месте!», – вспоминал фронтовик. Я вцепился в него и стал доказывать, что впервые вижу эту листовку. В это время подбежал командир взвода, вырвал у него наган со словами: «Ты что делаешь, это же наш комсорг». Я показал, сколько листовок валяется в лесу, только тогда политрук успокоился.

В битве на Курской дуге Петр Никифорович получил второе тяжелейшее ранение и контузию. «Прорвав оборону немцев севернее Козельска, наша дивизия двигалась дальше. Я видел сожженные деревни, убитых мирных жителей, виселицы…Помню 10 августа 1943 года, ночной бой. Мы взяли высотку, окопались, минометы подготовили к бою, а утром полезли немцы. Я был наводчиком минометного расчета. Сидя на корточках, я вел корректировку огня; была команда: «Беглым – огонь!». Немецкий снаряд угодил в наш расчет. Я увидел только красное пламя и куда-то провалился. Тогда погиб весь расчет, у всех убитых вынули документы и отправили в штаб полка. Там были выписаны похоронки. На следующий день стали хоронить солдат, и тут обнаружили у меня признаки жизни».

Врачи полгода боролись за жизнь раненого, 20-летний парень выжил, но стал инвалидом. Бойца отправили в родной Кыргызстан, но и там его поджидали неожиданности. «Приехал домой, в родной Токмак, ночью. Стучу в окно, кричу: «Мама, открой, это я – Петя!». Но мне не открыли, я только услышал голос мамы: «Наш сын погиб, уходи отсюда!». Тяжелое было время: 1944 год, всего можно было ожидать…Тогда я разбудил соседей, чтобы они увидели меня и подтвердили, что это действительно я. Мать открыла дверь, обняла и, плача, причитала: «Сынок, ты жив, вернулся!». До утра мы с матерью и отцом говорили, а утром мама вынула из сундука платочек, развернула и показала две похоронки. «Сынок, мы же тебя похоронили, я даже в церкви тебя отпела. Все наши родственники и друзья считают, что ты погиб. А ты – вернулся, живой. Счастье-то какое!».

После войны Петр Никифорович стал артистом оперы, познакомился со своей будущей женой, балериной. А потом увлекся фотографией. Даже после ранений он не бросил спорт, стал серьезно заниматься бегом и побеждал на многих марафонах.

Ей суждено было выжить

Во время блокады Ленинграда в Кыргызстан было эвакуировано более 16 тысяч человек. Если до войны в Кыргызстане было всего 18 детских домов, то в военные годы их число увеличилось втрое. Многих детей приютили кыргызские семьи, приняв, как родных. А в самые страшные дни блокады, в феврале 1942 года, менее чем за две недели кыргызстанцами добровольно было собрано и отправлено в Ленинград 48 вагонов с продуктами и теплой одеждой. Наша героиня Надежда Ивановна Мадраимова  до сих пор бережет каждую крошку хлеба и никогда не выкидывает еду.

Лето 41-го в памяти маленькой Наденьки отпечаталось ясной картиной. Тогда папа отправил их с мамой и грудным братишкой отдыхать на дачу. Как-то Надя с подружками играла в огороде, и вдруг дети услышали страшный гул. Над их головами пролетел самолет, да так низко, что Надя заметила на нем вместо красных звезд черные кресты. Внезапно прозвучал страшный свист. Надя даже не успела что-либо понять, как оказалась на земле вместе со своей подругой.

«Тогда мы не сразу поняли, что случилось. Оказалось, фашист попал по ножкам нашей скамьи, она поломалась, и мы упали. Мне было всего 11 лет. Как сейчас помню то лето, те страшные кресты. Я лежала ничего не понимая, меня парализовало от страха. Даже когда все стихло, мое тело меня не слушалось. Вдруг слышу голос мамы, такой родной и встревоженный, лишь он помог мне подняться. «Надя, война!» – эти слова отпечатались в моем мозгу. Я понимала, что это плохо и страшно, но в полной мере это осознала лишь в Ленинграде», – вспоминает Надежда Ивановна.

В то лето их семье пришлось вернуться домой раньше обычного. Приехав в Ленинград, они застали ужасную суматоху. «Папа сказал, что нам надо немедленно уезжать к бабушке в деревню, это было где-то рядом со станцией Торопец, точнее и не скажу. А кругом крик, плач, суета. Мы отправились на вокзал, а папа остался работать в Ленинграде. Он трудился на Обуховском металлургическом машиностроительном заводе «Большевик». Но до деревни мы так и не доехали – наш поезд разбомбили немцы. Везде огонь, крики, страх трупы валяются повсюду… Как выбрались живыми? Не знаю. Но домой мы пробирались пешком».

Отец Надежды очень переживал, что жена с детьми так и не покинули осажденный город. В то время всех рабочих перевели на казарменное положение. Чтобы хоть как-то поддержать семью, он отдавал им свою пайку.

«Мама получила иждивенческие карточки, но еды все равно не хватало. Папа работал на заводе круглые сутки, а мы остались дома одни наедине со своими страхами и голодом. Он нас очень жалел, сам не ел, а нас пытался накормить. Мы ходили к нему на завод, немного разговаривали на проходной и снова возвращались в холодные стены. Я очень хорошо помню, когда он вышел к нам последний раз, папа настолько похудел, что его было не узнать. Тогда он сказал маме: «Приложи все усилия, но вывези детей из Ленинграда. В следующий раз он нас уже не встретил»», – вытирая слезы вспоминает блокадница.

Вот тогда и кончилось окончательно Надино детство. За хлебом приходилось ходить с мамой по очереди, так как надо было смотреть за братишкой. Чтобы получить несчастные 250 граммов хлеба, надо было отстоять на лютом морозе целый день, это выдерживал не каждый.

«Стоишь, шатаешься, а вокруг то и дело падают люди, а поднять их некому, потому что ни у кого нет сил… Многие так и погибали, замерзая на улицах. А иной раз и по пять дней не получали хлеба, потому что никак не пробраться было ни по Неве, ни самолетом. Тогда мама стала работать – стирала и штопала одежду солдатам, за это они делились с ней пайком. Я сидела с братиком. Об учебе речи и идти не могло, кругом бомбежки, какие уж тут занятия. Пока мама на работе, я возьму братика на руки – и за хлебом. Но в основном добытчицей была у нас мама. Хоть что-нибудь да принесет. Но все равно очень голодали, сил не хватало. Бывает, идешь-идешь, ветер подул и тебя сдул, ты упадешь, еле как поднимешься и идешь дальше. Братишка маленький был, все время плакал, кушать просил, а еды нет. Сердце прям на кусочки разрывается», – вздыхая, рассказывает Надежда Мадраимова. Однако голод был не единственным испытанием.

 «Как-то пошла я за водой на Неву и провалилась под лед. Хорошо, шли мимо люди и вытащили меня. Я вся продрогла и пока добежала до дома, покрылась льдинками. А после очередной бомбежки наш дом раскололся пополам. И та половина, где была наша квартира, осталась стоять, а вторая вся развалилась. Но это еще не все. Мы часто ходили за город, на дачные участки, чтобы накопать промерзшей картошки или еще каких-нибудь овощей. Однажды отчаянно пытаясь найти чего-то съестного в земле, я не заметила, как доползла до окопов. Поняв, что дальше двигаться некуда, я подняла голову и – о ужас! Там стоял немец, настоящий, живой. Я так и обмерла, не зная, что делать дальше. А он стоит и смотрит на меня удивленными глазами. Смешной какой-то – белобрысый, лицо косынкой перевязано, сверху пилотка нахлобучена, и вроде глаза добрые… Нет, он же фашист. Вон, и винтовку наготове держит. Я тут же вышла из оцепенения, услышав вкрадчивую чужую непонятную речь. Он стал махать мне рукой, мол, уходи быстрее отсюда, я и поползла прочь и ребятам своим свистнула. После этого свиста немцы как начали во все концы строчить. Но ничего, мы благополучно отползли и побежали домой», – рассказывает героиня.

В 16 лет девушка работала на фабрике ткачихой, так как не хватало людей, а вечером училась в школе. Было несладко, но Надежда Ивановна закончила семилетку. В 1951 оду познакомилась со своим будущим мужем Турсунбаем Мадраимовым, он тогда учился в Ленинграде. Постоянно рассказывал о солнечной и плодородной Киргизии. «Я тогда даже не знала, что такое арбуз или дыня, не то чтобы попробовать, даже не видела ни разу. Долго он меня уговаривал и все-таки уговорил. По началу его семья меня не принимала, но со временем я стала им родной. Теперь я самая уважаемая в их семье», – улыбаясь, рассказывает женщина. Победа ей запомнилась слезами, салютами, песнями и хлебом.

Вечно живой в нашей памяти

Когда началась война, моему дедушке Муктаркулу было всего 13 лет. Но желания пойти воевать у него было хоть отбавляй. Его старший брат Рыскул всегда ему говорил, что всему должно прийти свое время. Сам он уехал с отцом Раимкулом на войну в 17 лет. В Казахстане его хотели отправить обратно домой, но он очень настойчиво просился на фронт, и ему разрешили написать добровольное заявление. Так дед с прадедом пошли воевать вместе. Попали они в 44-ю мотострелковую дивизию. Воевали бок о бок под Сталинградом, там и погиб мой прадед Раимкул. А дед в этой битве не получил ни одной царапины, хотя постоянно был на передовой.

«Папа не любил рассказывать о войне. Бывает, сядет читать газету, мы его просим, расскажи нам, как вы воевали, как добыли победу, а он посмотрит на нас, и по взгляду сразу становится ясно. Сразу же дети все расходились. Но в день Победы он иногда рассказывал о войне. Как душили фашистов, как товарищи погибали. Ему очень повезло, и он не увидел смерти своего отца, но на его глазах разорвало на куски друга. Снаряд упал чуть дальше папы, как раз где находился его брат по оружию», – делится воспоминаниями моя тетя Сосул, дочь деда Рыскула.

Однажды летом, в короткое затишье после боя, дедушка хотел нарвать фруктов, чтобы угостить сослуживцев, и полез на дерево. Тогда сильно поцарапал плечо – это и было первое и последнее ранение на войне. Потом все так и говорили в шутку «в руку раненный». Бывало, видели по ту сторону поля немцев, как они играют на губной гармошке. Дед всегда удивлялся, насколько они жили по расписанию: ели, спали и даже воевали. Как-то раз шел бой, когда наши бойцы стали оттеснять врага, то, ворвавшись в их укрытия, они с удивлением застали там несколько солдат за едой. Оказалось, что фашисты воевали по очереди, меняясь на обед. Потом дедушка так и говорил, что у них была очень маленькая мотивация, поэтому они и проиграли.

Дедушка Рыскул прошел почти всю войну и дошел до Германии. Не получил ни одного ранения, а день великой Победы праздновал уже в Берлине. Был награжден медалями, а также орденом Красной звезды и орденом за отвагу. После войны еще три года служил в армии. Когда он вернулся в село, стал бригадиром колхоза. Все звеньевые его жутко боялись, дед был очень требовательным. Никогда никому не делал поблажек, даже собственным детям. Дед Рыскул был человеком не слова, а дела. Много слушал и мало говорил. но если говорил, то всегда в точку.  Очень любил военные песни, особенно «Катюшу». Во дворе местной школы жители села Киров своими силами установили памятник павшим в Великой Отечественной войне, где на плитах выбиты их имена. Инициаторами стали мои тети и дяди, дети деда Рыскула, они хотят, чтобы люди никогда не забывали, какие подвиги совершили их сельчане-ветераны.

День Победы в нашей семье до сих пор особенный праздник. В этот день дедушка всегда ходил в школу и рассказывал ребятам некоторые военные истории, чтобы подрастающее поколение знало и никогда не забывало, что такое фашистская зараза. А сейчас мы собираемся всей семьей, накрываем стол, читаем молитвы за деда и вспоминаем его немногие рассказы о войне, всю его жизнь, и, конечно же, ветеранов, которые добыли нам свободное небо надо головой.

Фото: из архива героев