ГЛАВНОЕ МЕНЮ

Александр Князев, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН

Замира Мураталиева, эксперт

01.03.2012 

Центральная Азия, наряду с Кавказом, Балканами и Ближним Востоком является одним из тех евразийских регионов, где отчетливо выступают принципиальные расхождения в подходах глобальных участников мировой системы международных отношений к самому широкому спектру международных проблем. Тем не менее, применительно к этому региону можно говорить, например, об отсутствии каких-либо подвижек в стремлении США и их европейско-арабских союзников подвергнуть Иран максимальной внешней изоляции. Политика вынуждена считаться с географией. Не говоря уже об экономике.

В основе современных тактических ориентиров иранского подхода к сотрудничеству с центральноазиатскими странами лежат, прежде всего, прагматические интересы, на пресловутый «экспорт исламской революции» здесь нет и намека.

Одной из перспективных сфер сотрудничества в рамках иранской региональной политики является добыча, переработка и транспортировка энергоносителей. Этим и обусловлена одна из главных целей Ирана в регионе – обеспечение доступа к новым проектам по разработке газовых и нефтяных месторождений, а также разворот основного экспортного потока энергоносителей из Центральной Азии через Иран (возможно, и в обход России на Украину и в страны Европы). Хотя последнее, исходя из реальностей, представляется наименее вероятным.

Наибольших успехов в регионе Тегеран добился во взаимоотношениях с Туркменистаном, Казахстаном и Таджикистаном, с которыми реализован или реализуется ряд взаимовыгодных экономических, энергетических и транспортных проектов, но, необходимо подчеркнуть, Иран при этом избегает демонстрации каких-либо устремлений к региональному лидерству. В целом, можно отметить положительную динамику торгово-экономических и финансовых связей Ирана со всеми странами Центральной Азии, значительное укрепление его позиций в экономике региона вкупе с другими крупными игроками. Иранское проникновение в экономику региона не носит столь масштабного характера, как китайское, не столь громко декларируемо и политизировано, как западное, но оно неизменно поступательное и последовательное.

Одним из механизмов, посредством которого Иран был бы склонен активизироваться в регионе, в иранских экспертных и политических кругах видится Шанхайская организация сотрудничества. Особенно очевиден этот интерес в период 2008-2010 годов, последующий спад связан, на наш взгляд, с наступившей позже определенной стагнацией самой ШОС.

Тем не менее, иранское руководство видит в ШОС огромный, пусть и пока слабо используемый, потенциал экономического сотрудничества. Иранский взгляд в значительной степени совпадает в этом вопросе с китайским, да и на практике Иран заинтересован прежде всего в китайском рынке, для которого он является одним из основных поставщиков энергоресурсов (не менее важно развитие отношений с Россией, в том числе и в ядерной сфере, но здесь включаются уже и серьезные политические факторы, представляющие предмет отдельных обширных дискуссий).

В любом случае, пусть и в достаточно общем виде, но необходимо отметить совпадение взглядов Ирана на ШОС с Китаем и Россией, которые воспринимают организацию как форму противостояния проникновению влияния США в регион. Иран солидарен с главными игроками ШОС – КНР и Россией – в том, что регион должен самостоятельно обеспечивать свою стабильность и безопасность без вмешательства внешних сил. Как нам представляется, эти точки соприкосновения создают хорошие предпосылки для взаимодействия, а статус полноценного члена ШОС позволил бы Ирану в полной мере использовать членство в организации для обозначения своих принципиальных подходов к формированию в ЦА региональной системы безопасности.

Вряд ли есть основания оспаривать тот факт, что доминирующим в сфере рисков и угроз для региона является афганский вектор. В этом направлении значимость Ирана вряд ли оспорима. Тегеран имеет в Афганистане два главных канала влияния. Во-первых, это шиитская ирредента, включающая этнических хазарейцев и небольшое количество других этнических меньшинств. Их размещение на территории страны имеет свою специфику. Хазарейцы живут компактно в провинции Бамиан в центре страны, дисперсно большие группы рассредоточены в Балхе, Баглане, Фарохе, Кандагаре и Кабульской провинции. Потенциально эти шиитской общины могут быть легко мобилизованы иранской стороной на религиозной основе.

Второй канал влияния Ирана в Афганистане распространяется на таджикское население, в 1990-е годы именно Тегеран и Москва были главными союзниками Северного альянса, и большое число связей афганских таджикских политиков с иранскими соответствующими структурами сохраняется и в настоящее время.

Вступление Ирана в ШОС на фоне спорадических обострений ситуации вокруг иранской ядерной программы может позиционировать ШОС как блоковое объединение и стать причиной ухудшения отношений с Европой и США, сотрудничеством с которыми так или иначе дорожат Китай, Казахстан и Узбекистан, а также (из числа наблюдателей) Индия. Но именно иранский вопрос – один из тех, что тормозят сегодня принятие решения о расширении организации, и, главное, о наполнении ее деятельности конкретным содержанием.

Неполноценно охватывая задействованные в региональной геополитике страны, ШОС обречена оставаться диалоговой площадкой, но не эффективным инструментом региональной безопасности. Вопрос же о ядерном досье Ирана решается путем взятия ШОС под свою ответственность вопросов ядерного контроля в регионе, тем более, что МАГАТЭ эту функцию давно уже в реальности не выполняет. Если же ядерная программа Ирана будет поставлена под контроль ШОС, эта надуманная проблема будет решаться региональным сообществом безо всякой конфронтации. В этом случае и поведение Ирана для стран региона станет более предсказуемым, что может только способствовать безопасности региона в целом. Такой сценарий, по нашему мнению, объективно может быть альтернативой тому, что сегодня безуспешно пытается сделать в отношении Ирана в ядерном вопросе Запад через инструменты ООН.

Некоторые западные исследователи подчёркивают очевидное противостояние ШОС странам НАТО, в частности США, так, по мнению бывшего министра обороны США Дональда Рамсфелда, сотрудничество Ирана с ШОС нелогично, вследствие того, что последний воспринимается как «ведущий спонсор террора в мире». Пропагандистская риторика чужда политической реальности. США не нравится сама вероятность расширения роли ШОС, так как пути решения многих региональных и международных проблем этой организацией не вписываются в рамки проводимой американской администрацией политики в регионе.

Население Ирана и его экономическая мощь превосходят суммарную численность населения стран Центральной Азии и их совокупный экономический потенциал. Из тройки мусульманских государств, стремящихся к расширению своего влияния в регионе, Иран уже сейчас во многом опережает Турцию и Пакистан. Практика изоляционизма, проводимая США по отношению к Ирану при сугубо прагматичном подходе, присущем, как правило, руководителям стран региона, не способна компенсировать странам Центральной Азии тех потенциальных дивидендов, которые они могли бы получить от сотрудничества, обусловленного реальным геоэкономическим и геополитическим весом Ирана, в том числе – и используя механизмы ШОС.

Источник: Иран.ру