Начало другого пути?

Михаил Швыдкой, доктор искусствоведения

"Российская газета" - Федеральный выпуск №5770 (97)

03.05.2012, 00:05

Размышляя о противоречиях, которые привели к кризису человеческого развития, в своей последней книге "К пропасти?" (она опубликована во Франции в 2010 году и недавно вышла в России), выдающийся французский социолог и философ Эдгар Морен, один из родоначальников "комплексного мышления" новейшего времени, опровергая идеи Ф. Фукуямы о конце истории, обращается к мыслям Раймона Паниккара о цели человеческого бытия. Этот индийский и каталонский интеллектуал уверен, что мы должны пересмотреть последние восемь тысяч лет истории цивилизаций, чтобы задать самим себе вопрос о том, в этом ли заключается человеческая судьба. Может быть, существует какая-то иная идея и цель жизни человечества, которая находится вне истории? "И если таким образом, - обнадеживает Э. Морен, - можно начать заново, то этот новый старт будет означать начало другого пути!" Даже если категорически не соглашаться с суждениями Паниккара, нельзя не признать, что в таком подходе есть отвага, которая была и у любимого Мореном Мартина Хайдеггера. Он любил повторять: "Наше начало не позади нас, а впереди нас".

Именно такой отваги недостает, когда думаешь и пытаешься формулировать смыслы сегодняшней и будущей российской реальности, когда пытаешься понять, как происходит процесс перехода из прошлого в будущее, который мы привыкли именовать историей. Разум услужливо подсказывает привычные мифы и модели, за которые норовишь уцепиться, чтобы оказать сопротивление расползающемуся хаосу. Неведомое пытаешься подчинить знакомому и попадаешь в ловушку неизбежных и опасных противоречий, увы, далеко не философских, а пошло обывательских.

Эти мысли провоцируются не только неопределенностью, что неизбежно сопровождает любой переходный период. В конце концов, дело не в том, с какой скоростью будет изменена конфигурация власти, а в неизменной готовности повторения ошибок, свойственных нашему общественному и властному сознанию. Какой бы новый союз или международную организацию ни создавала Россия, над ними неизбежно возникают образы СССР, а то и Российской империи. И они не отметаются изначально как заведомо ложные и неприемлемые, напротив, возникает некая игра намеков и полунамеков. Вроде тех, что любили в конце 30-х годов белые генералы в Париже или Шанхае, захотевшие поверить, что Сталин - своеобразная реинкарнация царя, а СССР - Российской империи. Проблема здесь не в использовании консервативных терминов вроде евразийства, но в глубинном консерватизме значительной (но, к счастью, не абсолютной!) части современного российского общества, которое ищет повторяемости в неповторяемых процессах изменений. В консерватизме мышления, отсылающего к прошлому опыту. Идея возрождения оказывается важнее идеи созидания. Модернизация - ближе и дороже, чем инновация. Понятно, что хочется опереться на фундаментальные основы, размышляя о неопределенности. Революционные изменения, как правило, рядились в исторические одежды. Коль скоро у происходящего есть аналоги в прошлом, оно обретает своего рода индульгенцию истории. И приобретает сакральность, приобщаясь к вечности. Впрочем, как известно, о кризисе основ пишут, как минимум, со времен Ницше. "Смерть Бога" - этот символ абсурдности космоса, рожденный в конце ХIХ столетия, - тем не менее позволил создавать в ХХ веке великие гуманистические произведения. Как это ни парадоксально, люди сохранили способность мыслить и сострадать, не оглядываясь на отсутствие основ. И не потеряли надежды в силу разума и добра ни после Освенцима, ни после Хиросимы.

На рубеже 2000-го Чингиз Айтматов опубликовал в "Известиях" статью о том, что человечество не должно ужасаться неизвестности нового тысячелетия. Если хочешь увидеть ХХI век, рассуждал Чингиз Торекулович, просто погляди в зеркало. Мне очень понравилась эта статья, о чем я с удовольствием и сообщил ее автору. В периоды потрясений и перемен важно помнить о тождестве человека и человечества самим себе. Так казалось не только мне. Но меньше чем через два года случился трагический нью-йоркский сентябрь, который был, наверное, первым знаком того, что новый век не будет похож на предшествующий. Что нам придется столкнуться с новыми проблемами, которые потребуют новых подходов. Что многие, ставшие привычными еще со времен ХVIII века, интеллектуальные клише выдают ложное знание. Мудрый Айтматов, с его удивительной способностью к включению частного события в планетарный контекст, понял это раньше и глубже других. И мой последний разговор с ним, когда мы летели из Казани в Москву, возвращаясь с юбилея М. Шаймиева в 2007, был посвящен этой общечеловеческой потребности в новом восприятии мира. В новом планетарном мышлении, способном подняться над групповыми интересами и "блоковым эгоизмом". Над архаизмом представлений о мире. И в ХХ веке писали об этом же - достаточно вспомнить труды Владимира Ивановича Вернадского, но, пожалуй, в минувшем столетии не было еще такой остроты в необходимости изменений в подходах к меняющейся реальности.

Несколько дней назад группа ученых под руководством А. Аузана закончила серьезный аналитический доклад, посвященный проблемам гуманитарного сотрудничества на постсоветском пространстве, который был сделан по заказу Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества СНГ. На одном его выводе, подтверждающем мои размышления, позволю себе остановиться. Россия, как и СНГ в целом, не должна позиционировать себя как архаическая общность, не должна, пытаясь найти сегодняшнюю идентификацию, обращаться к прежде существовавшим социальным конструкциям и идеологическим моделям. Это вовсе не означает, что не надо обращаться к исторической памяти, к великим датам нашего прошлого, к самой непрерывности существования российской культуры и государственности. Но надо понимать, что цели, задачи, смыслы развития нашей страны находятся не позади, а впереди нас.