Пространство
беспошлинной торговли участников СНГ практически единственный реально
действующий механизм, создающий поле взаимного притяжения для большей
части постсоветских государств. Договор о Зоне свободной торговли
отличают два политических свойства…
Первое. В отличие от
Таможенного Союза, объединившего вокруг России только два государства,
он не противоречит основным интересам большинства бизнес-элит. Напомню,
что благодаря первому соглашению от 15 апреля 1994 года в СНГ возникла
возможность поставлять товары друг другу по нулевой таможенной ставке.
Поэтому данный договор стал весьма выгодным для среднего и мелкого
бизнеса. В частности, он стал ключевым «окном» позволившим огромной
армии предпринимателей всех стран Содружества декларировать китайский и
прочий импорт как товары, произведенные в СНГ (к примеру, по такой схеме
шли китайские товары из украинских портов в РФ). Соответственно, вплоть
до начала 2000-х таможенные службы использовали этот канал для
коррупционных сборов, закрывая глаза на подложенные сертификаты страны
производителя товара. Современным стимулом реализации положений нового
договора ЗСТ могут стать перспективы роста взаимного экспорта участников
на 5–7% в год.
Второе. Договор о ЗСТ, по сути, является первой
фазой интеграции. Но собственно именно за ней обычные для такого рода
соглашений конфликты бизнес интересов крупных производителей (торговые
войны и взаимные ограничительные барьеры) приобретают степень остроты
конфликтов национальных политических интересов. Поэтому, с одной
стороны, договор действительно является главным стержнем постсоветского
пространства, наравне с безвизовым режимом, и в Москве это понимают как
опору для дальнейшей интеграции (создание ЗСТ как в 1994, так и в 2012
году рассматривается Москвой в качестве первого этапа создания единого
экономического пространства). С другой стороны, во многих столицах СНГ
(Ташкент, Баку, Киев, Ереван) этот же договор рассматривают лишь
достаточным уровнем коллективного регулирования общей экономики, не
соглашаясь на более тесные отношения в рамках ТС, требующие
делегирование части регулятивных экономических механизмов коллективному
органу. В частности, перечисленные столицы напрягает необходимость
складывать свою экспортную выручку в «общую корзину» и затем получать
долю от пирога. Еще одна проблема – повышение части импортных ставок
после вступления в ТС (в этой части звучит критика от бизнеса в
Казахстане и более громкие опасения из Армении).
Но, тем не менее,
новое соглашение о ЗТС от 18 октября 2011 года, взамен утратившему
силу, по-прежнему остается фундаментом, поддерживающим общий каркас
путинской стратегии евразийской интеграции.
Если сравнить ЗСТ с
договорами ТС или ОДКБ, это единственный документ начала 2010-х годов с
интересом рассматриваемый в столицах СНГ. Новый договор подписали восемь
государств. В Казахстане, Киргизии, Таджикистане договор находится в
процессе технической ратификации органами власти – основные проблемные
трения президентами сняты. Узбекистан также находится на стадии
присоединения. Республика на протяжении нескольких лет обговаривала
условия присоединения, но в октябре 2011 года отказалась подписывать
договор. Однако в феврале 2012 года отправила ноту с просьбой о
принятии. Теперь Узбекистан оказался в очереди - полноценное принятие
Ташкента зависит от процедуры ратификации договора другими участниками,
скорее всего это произойдет к концу 2012 года. В отличие, допустим, от
кризисных вопросов взаимодействия внутри ОДКБ, индифферентным отношением
к ЕврАзЭС, Ташкент не ставит под сомнение ценность нового торгового
соглашения. Единственные две страны СНГ Азербайджан и Туркмения – не
подписали договор, выразив желание дополнительно проработать этот
вопрос. Осторожность Баку официально объясняется достаточным количеством
правовой базы в рамках двухсторонних соглашений с участниками ЗСТ (85%
экспорта Азербайджана сырая нефть, и около 80% идет напрямую на внешние
рынки). Вопрос о реальном отношении Баку к договору о свободной торговле
может быть несколько прояснен ближе к концу этого, началу следующего
года, возможно в ходе визита Владимира Путина в Баку. Ашхабад как обычно
держится особняком (официальная позиция нейтралитета), мотивы решения
Бердымухаммедова в этом вопросе трудно спрогнозировать.
Стратегия Москвы
С
точки зрения экономистов, Москва пыталась комбинировать две модели
политэкономической интеграции. Первая - условно европейская. Ее отличает
развитая иерархическая структура с множеством институтов, наличие
наднациональных органов с действующими принципами коллективного
протекционизма и стандартизацией законодательства. Вторая – широко
известная с начала 1960-х, разработанная венгерским экономистом Бела
Балашшом (Balassa Béla). В его версии интеграционное объединение
проходит следующие пять этапов: зона свободной торговли, таможенный
союз, общий рынок, экономический и валютный союз, политический союз. По
мнению, экономиста Лидии Косиковой (ведущий научный сотрудник Института
экономики РАН), разрабатывавшей первые российские концепции интеграции,
Москва в своей реальной политике придерживалась второй модели.
Европейская концепция, двигавшая ЕС в сторону конфедерации государств,
на постсоветском опыте распада не могла иметь ростков. Участники СНГ,
прежде всего, развивают национальные государства и его структуры и лишь
во вторую очередь рассматривают принципы интеграционной деятельности, и
то, в зависимости от их полезности для своих экономик…
Насколько
была велика советская инерция в сознании первой постсоветской элиты?
Учитывая, что ключевые участники СНГ имели президентов из числа крупных
советских чиновников, понятно их желание хоть формально сохранить некое
подобие общего каркаса-фасада (без силовых функций), сохранить варианты
косвенного субсидирования Москвой бывших республик. Все это подталкивало
элиту обозначить на бумаге общее пространство, но конечно без
политического Центра, ограничившего национальный суверенитет. Поэтому, в
сентябре 1993 года, на базе инфраструктуры СССР был подписан Договор о
создании Экономического союза. Именно здесь была заложена идея
формирования в будущем многосторонней зоны свободной торговли в СНГ.
Договор
был привлекателен. Во-первых, завязки на Россию позволяли загружать
местное производство, платить зарплату (до кризиса 1998 года РФ являлся
основным покупателем товаров и услуг из СНГ). Во-вторых, в нем видели
возможность сохранить хоть отчасти советскую транспортную базу для
доступа к внешним рынкам от промышленных зон. В-третьих, сохранялся
доступ населения к рублевой зоне в торговле, при слабой местной валюте и
катастрофичной инфляции. У крупного бизнеса сохранялась возможность
перетока капиталов через богатых партнеров в России в процессе
«бизнес-утилизации» советской промышленности. В-четвертых, чисто
психологически, договор оказывал седативное воздействие на общество,
привыкшее к Большой стране.
Однако внутренний рынок СНГ не мог
конкурировать с потоком инвестиций, товаров и новых услуг от внешних
рынков. На фоне роста внешней торговли у всех стран СНГ доля взаимных
связей в их общем объеме сильно сократилась: за 1991–2000 гг. – с 60 до
28,5%. Большинство государств Содружества (и прежде всего Россия)
переориентировали свои внешнеэкономические связи на третьи страны. К
примеру, доля взаимной торговли стран СНГ снизилась с 54,6% в 1991 г. до
18,6% в 2000 г, к 2011 году стабилизировалась на уровне 23%. Сегодня,
ситуация в корне не изменилась. В частности, доля торговли России с СНГ
составляет 14% от общего объема внешней торговли РФ.
Идеалистами,
создание ЗСТ рассматривалось в качестве первого этапа создания единого
экономического пространства. Подразумевалось, что ЗСТ позволит снять
многочисленные торговые барьеры и будет стимулировать предпосылки для
устойчивого экономического роста России и Содружества. Как известно в
реальности, многочисленные торговые войны, инициированные, в том числе
российским бизнесом, привели к размежеванию и фрагментации единого на
бумаге экономического пространства. Москва стала пользоваться тактикой
работы в «концентрических кругах», отражающих степень удаленности или
тяготения бывших союзных республик к российской экономике. Набор
«стимулов» и «пряников» Москвы за последние 15 лет можно свести к
следующим:
- непубличные сделки между кремлевскими олигархами и местными кланами, играющими главную скрипку в своих странах;
-
игра на выгодной рыночной конъюнктуре по ряду торговых и сырьевых
позиций; - прямое экономическое давление российских монополий;
-
управление социо-гуманитарными рычагами (экономические связи диаспор
мигрантов, зависимость населения от русского языка и продуктов массовой
культуры)
Таким образом, комбинированное управление данными
механизмами сформировало разные орбиты контуров интеграции (от Союзного
государства до ШОС). В данном случае мы выносим за скобки влияние
внешних рынков и политическое влияние внешних по отношению к
постсоветскому пространству центров сил…
Конкуренция зон
Российский
вариант ЗСТ испытывает сильнейшую конкуренцию с проектом ЗСТ Евросоюза
обращенного к европейской части СНГ - Украине, Молдове, Армении (в
перспективе Беларуси). В странах Центральной Азии Китай не предлагает
подобного проекта, однако, на фоне потока китайских инвестиций и дешевых
кредитов российские экономические предложения теряют монополизм и
безальтернативную привлекательность.
Можно сказать, что оба
проекта ЗСТ (европейский и российский) являются вариантами спонсирования
окраин. Нельзя сделать однозначный вывод о степени привлекательности
одного или другого исключительно с базы экономических оценок. Если мы
возьмем показатель номинального ВВП постсоветских стран на душу
населения в 1999, 2008 и 2011 годы, то увидим очевидное преимущество
европейской модели. Эстония и Литва твердо удерживали эти годы
лидирующие позиции соответственно – 16583$ для Эстонии, 13075$ для
Литвы. Россия на третьей позиции с 12993$, обогнав Латвию. Цифры
показательны к разговору о том, что прибалтийские страны оцениваются
российской пропагандой как евро-лузеры. Но тут же, мы должны указать и
российское участие в благосостоянии Балтии. Существенную роль в
финансировании развития этих стран играют доходы от внешнеторговых
связей с Россией и российских туристов. Москва сохраняет в Балтии
ведущие позиции прежде всего за счет сохраняющегося большого транзита
через порты этих стран (около 70 млн т в год). Кроме того, Россия
остается крупным потребителем продовольственной продукции балтийских
республик.
Столицы СНГ ожидают инвестиций и предложений
модернизации промышленности от внешних центров так же, как в советское
время они боролись за увеличение потока из Москвы прямых дотаций и
лоббировали решения Совмина СССР о строительстве новых предприятий
промышленности и агросектора в своих республиках. Поэтому ключевым
фактором конкуренции интеграционных проектов будет являться их
способность оказывать воздействие на улучшение качества жизни и
технологическую модернизацию промышленности, помощь в дальнейшем
продвижении структурных реформ.
В принципе, Москва решила делать
шаги в этом направлении. Увеличение доли задач социально-экономической
модернизации в интеграционной повестке видно по повесткам
межправительственных заседаний. В частности, в Ялте 28 сентября на
заседании глав правительств была принята стратегия развитии
информационного общества в СНГ до 2015 года. Она предусматривает
преодоление «цифрового неравенства», использование информационных
технологий для изготовления паспортов и виз, в дистанционном обучении,
для электронной торговли. Были утверждены меры по созданию конкурентной
среды в сфере розничной торговли. С точки зрения социальной модернизации
важнейшее значение имеют ялтинские соглашения о сотрудничестве в
области борьбы с инфекционными болезнями; о порядке допуска
специалистов, имеющих право на занятие медицинской или фармацевтической
деятельностью в государствах ЕврАзЭС, соглашения о сотрудничестве в
области оказания высокотехнологичной медицинской помощи гражданам
участников ЕврАзЭС.
Однако это только отдельные ростки в разных
сферах. Неизвестно как эти и другие документы сработают на практике.
Взаимное сотрудничество и ориентация на Москву играет все-таки
ограниченную роль в модернизации экономик и социальных систем стран
Содружества. Постсоветские страны в целях модернизации значительно шире
используют заимствованные из третьих стран бизнес-идеи и технологии, что
приводит к формированию трансграничных технологических цепочек и
соответственно к опережающему росту торговли с ними в ущерб связям в
СНГ. Ситуация, безусловно, двусмысленная. Доклад группы Леонида
Вардомского института Экономики РАН констатирует, что ТС и ЗСТ создаются
для того, чтобы торговать продукцией, созданной на основе технологий
третьих стран. Модель догоняющего развития это допускает, но, в
определенных пределах, поскольку для того, чтобы приблизиться к ведущим
странам, необходимо не столько создание условий для сбыта продукции на
свои рынки, сколько собственно трансграничных
производственно-технологических цепочек, образующих субстрат
интеграционного объединения.
Александр Караваев – зам. гендиректора ИАЦ МГУ