Интеграция на постсоветском пространстве
Опыт и проблемы
Выступление на международном
круглом столе «Советский опыт евразийской интеграции» доктора исторических наук,
профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Александра Сергеевича Барсенкова. Международный экспертный круглый
стол «Советский опыт евразийской интеграции» состоялся 20 декабря 2012 г. и был приурочен к
90-летию образования СССР и окончанию Года российской истории. Организатором
мероприятия выступил Институт Русского зарубежья.
Проблема взаимоотношений России с
ближайшими соседями занимает особое место в сознании ее граждан. Возникновение
СНГ стало прямым следствием распада СССР, а негативное отношение к этому
событию является практически консенсусным. Социологические опросы
свидетельствуют, что 73% осуждают и лишь 14% одобряют это событие. В восприятии
большинства распад СССР означает уничтожение не столько социального строя,
сколько великого и могущественного государства. По этой причине интеграционные
интенции являются одним из важнейших факторов внутриполитической жизни России.
И не случайно в периоды наиболее острых кризисов (конституционный осени 1993 г., президентская
кампания весны 1996 г.,
процедура импичмента в мае 1999
г.) эта проблематика использовалась противостоящими
сторонами в качестве одного из мощных политических ресурсов.
При образовании Содружества
независимых государств в декабре 1991
г. многие считали, что исторически сложившиеся между
бывшими союзными республиками и проживавшими в них народами связи неизбежно
приведут к тому, что Содружество относительно быстро превратится в новое
интегрированное объединение наподобие Европейского союза. Однако, этому не было
суждено сбыться, т.к. после поспешной ликвидации СССР стал действовать ряд
фундаментальных факторов, сдерживающих центростремительные тенденции и
поныне.
Во-первых, началось отстраивание
новой национальной государственности, когда суверенитет выступает как самостоятельная
ценность для правящих элит. Во многих республиках в перестроечный период были
модны лозунги «освобождения от имперского гнета» (прямо говорилось и о
«Советской империи», и о Российской), национального возрождения или
восстановления утраченной государственности. В этих условиях отдаление от
России и даже противопоставление себя ей выглядели вполне логичными. Столь же
объяснимым представлялось желание упрочить суверенитет через проведение
многовекторной внешней политики, которое подпитывалось расчетами на не только
политическую поддержку. Эти настроения поощрялись различными геополитическими
игроками. Воля элит новых независимых государств была и остается одним из
решающих факторов, осложняющих объединительные процессы.
Во-вторых, практически везде на
постсоветском пространстве государственно-политические системы приобрели
этнократический характер. Новая национальная идентичность строилась на базе
истории, культуры и языка титульной нации. Это привело к серьезному изменению
взглядов, как прошлое новых стран, так и на их современное идеологическое
позиционирование. На территории начались и до сих пор не прекращаются
«исторические войны», масштабы и значение которых далеко выходят за грань
науки. Порой в них участвуют и первые лица государства. В печати сообщалось,
что на Украине в 1992 г.
на ведомственно-бюрократическом уровне всерьез обсуждался вопрос о введении
новой учебной дисциплины — «научный национализм», чего, к счастью, не
состоялось. Все это неизбежно негативно влияет на положение всех национальных
меньшинств, выступая раздражителем и в межгосударственных отношениях.
В-третьих, в мире появилась одна
из крупнейших диаспор — русская. Двадцать пять миллионов русских (а с
русофонами — более тридцати) «вдруг» стали иностранцами. В большинстве новых
государств русские подверглись различным формам явной и скрытой дискриминации.
Это ставило саму Россию в крайне двусмысленное положение: с одной стороны она
должная уважать признаваемый ею суверенитет других стран и не вмешиваться в их
внутренние дела, а, с другой, — масштаб проблемы и обстоятельства ее
возникновения делают безучастие к ней невозможным. «Русский вопрос» не разрешен
до сих пор.
В-четвертых, распад СССР
сопровождался эскалацией межэтнических конфликтов. Вновь подтвердилась
историческая закономерность: «малодержавный» шовинизм является намного
агрессивнее «великодержавного». Происхождение конфликтов связано как с
обстоятельствами вхождения различных народов в состав России, так и в
особенности с национальной политикой Советской власти. Однако отказ от
коммунистического прошлого взявшими курс на строительство «демократии» молодыми
государствами не сопровождался пересмотром «тоталитарных» границ. Россия по
причинам исторического и в особенности политического характера не могла
оставаться в стороне и была вынуждена вмешаться в достаточно жесткой форме.
Однако это вмешательство существенно ослабляет интеграционный потенциал
вовлеченных в конфликт государств, именно они проявляют склонность к
антироссийским коалициям.
В-пятых, проблема границ. Их прозрачность
внутри СНГ сопряжена не только с удобством бесперебойного общения, но и с
бестаможенным перемещением грузов, нелегальной миграцией, интернациональной
преступностью, торговлей оружием, наркобизнесом. Проблема охраны границ стоит
особенно остро в регионе Центральной Азии, примыкающем к основным центрам
международной нестабильности.
В-шестых, после ликвидации СССР во
всех странах началось проведение независимой экономической политики. Ее формы,
темпы, степень внешнего воздействия существенно различались. В итоге
формировались разные экономические модели, которые чем дальше, тем труднее было
совмещать. Ситуация осложнялась проблемой нехватки ресурсов в условиях
экономического и трансформационного кризисов. Ни в одном из новых государств не
хватало средств для решения стоящих перед ними задач. Многие продолжали
пользоваться российскими энергетическими ресурсами без должного денежного
возмещения, в котором остро нуждалась сама Россия. Более того, в некоторых
странах можно было услышать, что ранее угнетавшая их Россия должна в качестве
компенсации экономически поддерживать проводимые после краха социализма
преобразования. Все это ставило под сомнение искренность деклараций о
готовности действительной интеграции в экономической сфере.
В-седьмых, с момента возникновения
пространство СНГ стало объектом влияния различных внешних сил. Среди них — США,
Европейский Союз, Китай, Турция, Иран. Особое значение имела позиция США, от
которых во многом зависело предоставление столь необходимой всем экономической
помощи. В Америке была сформулирована концепция поддержания геополитического
плюрализма на постсоветском пространстве, которая исключала восстановление
какого-либо подобия СССР. В 1998
г. госсекретарь США М. Олбрайт высказалась более
определенно: «наша задача состоит в том.., чтобы управлять последствиями
распада советской империи»..
В начале нового тысячелетия в
научной литературе деятельность российского руководства на постсоветском
пространстве в 1990- гг. оценивалась весьма критически. Во-первых, констатировалось,
что не была преодолена психология «старшего брата» в отношениях с бывшими
союзными республиками в условиях, когда они — а многие впервые в своей истории
— стали независимыми государствами. Во-вторых, не была выработана и предложена
партнерам взаимоприемлемая концепция отношений, построенная на отказе от
унижающего патернализма, но при этом сохраняющая все полезное, что
действительно было наработано за 70 лет совместного социалистического прошлого.
В-третьих, Москва так и не сумела найти решение проблемы русскоязычного
населения. В итоге русскоговорящая диаспора вместо того, что стать фактором
сближения России и государств постсоветского пространства, стала фактором
раздоров и растущей взаимной подозрительности. Руководители новых государств в
«некоренном» русскоязычном населении склонны видеть манипулируемую извне
«пятую колонну» Москвы. Россия же, пытаясь переложить решение проблемы на
Запад, предоставляла тому дополнительные возможности влиять на обе
стороны конфликта. В-четвертых. У правившей российской политической элиты так и
не сложилось четких преставлений о том, что же она хочет создать на
постсоветском пространстве. В результате — преимущественно ситуативные
действия, неспособность предвидеть последствия принимаемых решений даже в
среднесрочной перспективе. Это в свою очередь привело к возникновению на
постсоветском пространстве малоуправляемой и даже анархичной международной
среды, где не работают ни сила, ни право, ни общепринятые нормы внешнего
поведения государств, ни заявленные национальные интересы. Эта ситуация создает
дополнительный соблазн для организованных внешних сил влиять на события в
регионе в своих интересах.
В начале 2000-х гг. стал очевидным
курс российского руководства на прагматизацию отношений со странами «ближнего
зарубежья». На его реализацию влияла и новая публичная оценка пути, пройденного
Содружеством за 15 лет. Ее дал В.В. Путин 25 марта 2005 г. во время
Рабочего визита в Армению. «Если кто-то ожидал от СНГ каких-то особых
достижений, скажем, в сфере экономики, в сфере сотрудничества в политической
области, в военной и так далее, то, естественно, этого и не было, потому что и
быть не могло. Цели декларировались одни, а на самом деле СНГ создавалось для
того, чтобы процессы распада СССР проходили наиболее цивилизованным образом,
предельно мягко, с наименьшими потерями в сфере экономики, в гуманитарной
области. Прежде всего, для людей… если в Европе страны в рамках Евросоюза
работали совместно для объединения, то СНГ создавалось для цивилизованного
развода. Вот в чем разница. Все остальное – политическая шелуха и болтовня». В
то же время президент констатировал: «что касается СНГ, то это весьма полезный
клуб для взаимной информации, для выяснения проблемных вопросов общего
характера, общеполитического, гуманитарного, административного. Мы, на мой
взгляд, не должны терять этого инструмента, он важен… И это площадка, где
руководители стран могут регулярно встречаться, говорить об этих проблемах или
решать их оперативно, потом выносить на решение либо на двусторонней основе, либо
в какие-то интеграционные объединения. Поэтому я считаю, что сохранять СНГ,
безусловно, нужно, в этом заинтересованы все вне зависимости от внутренней
политической окраски тех или иных сил, которые в данный момент времени приходят
к власти в той или иной стране либо отстраняются от нее».
Развивая мысль президента на
пленарном заседании Государственной думы 12 мая 2005 г., министр иностранных
дел России С.В. Лавров сказал: «Мы вступили в новый исторический этап развития
этого региона (имеется в виду СНГ — А.Б),
который требует реалистической оценки и правильного выбора нашей дальнейшей
линии. Прежде всего давайте, наверное признаем, что этап цивилизованного
развода бывших советских республик, когда мы стремились в основном сохранить по
максимуму то положительное, что было в наших отношениях в прошлом
завершен».
В свете этих оценок, видимо,
следует признать, что по историческим меркам начавшийся после «развода» процесс
интеграции на постсоветском
пространстве находится в самом начале. С одной стороны, объединенным общностью
исторических судеб странам СНГ «никуда друг от друга не деться», есть, как
минимум, пять направлений, где их сотрудничество неизбежно (миграция,
транспорт, образование, безопасность, гуманитарная сфера). Сдержанный оптимизм
внушает появление по сути первых наднациональных органов управления — комиссии
Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана и суда ЕврАзЭС. В то же
время, откликаясь на масштабную инициативу В.В. Путина о создании Евразийского
союза (ноябрь 2011 г.),
президент Белоруссии специально подчеркнул, что «краеугольный камень –
это суверенитет наших стран, который не отменяет даже самая тесная интеграция».
В аналогичном духе высказался и руководитель Казахстана. Все это говорит о том,
что контуры взаимодействия новых независимых государств в обозримой перспективе
будут оставаться весьма подвижными.
http://www.russkie.org/index.php?module=fullitem&id=28075
