ГЛАВНОЕ МЕНЮ

Сергей Юрьевич Глазьев

Ответственный секретарь Комиссии Таможенного союза, академик РАН, доктор экономических наук.



(Выступление в Институте стран СНГ)

Хочу, прежде всего, поздравить ваш Институт с замечательной датой. Мы не можем себе представить СНГ без Института стран СНГ. Во всяком случае, в наших умах одно без другого существовать не может. Если предположить, что СНГ существовало бы без Института стран СНГ, то многие, наверное, об этом даже не узнали. Для самого создания СНГ, его развития и трансформации, которую оно претерпевает, участие научного сообщества, с моей точки зрения, имеет ключевое значение, а других профильных институтов у нас нет. В своем докладе я хотел бы, прежде всего, обратить внимание на те научно-исследовательские проблемы, которые являются сегодня нерешенными и довольно ощутимо мешают поступательному развитию. Нерешенность этих проблем, даже в теоретическом плане, создает некоторые сложности для формирования политики развития СНГ, его расширения, форм интеграции. Надо признать, что какой-либо серьезной научной площадки, которая бы систематически вела работу в этом направлении, за исключением Института стран СНГ, так и не сформировалось.

Так что я от всей души вас поздравляю, и думаю, что выражу общее мнение всех тех, кто по роду своей деятельности сталкивается с практическими проблемами интеграции, высоко оценив работу коллектива Института. Институт формирует общественное мнение и помогает осмысливать актуальные и подчас весьма острые вопросы, которые замалчиваются и не решаются.

Теперь о проблемах, решение которых требует научного сопровождения. Я обратил бы внимание на тот спектр вопросов, который решается в рамках ЕврАзЭС и Таможенного союза, расширение которого связано, прежде всего, с государствами Содружества. Принято оценивать работу созданного 10 лет назад ЕврАзЭС как весьма успешную. Мы буквально за 2,5 года прошли путь от Договора о создании единой таможенной территории и Договора о Комиссии таможенного союза к фактическому завершению формирования Таможенного союза. С 1 июля будут устранены последние изъятия и таможенный, санитарный, ветеринарный, транспортный контроль уйдет с внутренних границ на внешние границы единой таможенной территории. Останется только пограничный, паспортно-визовый контроль, который уже не касается собственно грузооборотов и который тоже со временем, через несколько лет, будет перенесен на внешний контур, во всяком случае, есть такое намерение глав государств. Сейчас мы довольно быстро разворачиваем работу по переходу к следующей форме интеграции – Единому экономическому пространству. В конце прошлого года был подписан пакет соглашений, с 1 января 2012 г. он будет введен в действие. Это означает, что на территории трех государств СНГ заработает, наконец, общий рынок товаров, услуг, капитала и трудовых ресурсов. При этом он формируется по общепринятым законам мировой торговой практики, то есть, это действительно рынок с соответствующими инструментами госрегулирования, которые унифицированы для трех государств-участников. Выстроен он в соответствии с нормами ВТО, так что это не политическая или идеологическая конструкция, а правовая, экономическая, созданная в соответствии с общепринятыми правилами. Но, разумеется, без подготовительной работы, которая велась в течение двух десятилетий существования СНГ, столь быстро этот процесс не мог бы быть реализован.

Вы знаете, это была не первая попытка создания Таможенного союза, и попытки, которые ничем не завершались, конечно, обогатили нас опытом. Мы видели ошибки и проблемы, которые возникали и понимали, как их преодолевать. Расчеты, которые делались нашими экономистами по модели межотраслевого баланса, доказывающие экономический смысл этой интеграции, довольно внушительных темпов прироста ВВП благодаря интеграционным процессам, идеологическая подготовка, подготовка общественного мнения в отношении позитивного восприятия интеграции – все это сыграло колоссальную роль. И, разумеется, ключевую роль сыграли политические решения, которые были приняты главами государств и правительств по Этапам и срокам формирования единой таможенной территории. Политические решения, касающиеся конкретных планов действий, были утверждены в конце 2007 года, потом они модифицировались. Мы сегодня имеет договорно-правовую базу, которая насчитывает почти сотню документов, и вся эта работа строилась по четкому плану, который отрабатывался во многих своих частях еще задолго до этого.

Как я сказал, ключевую роль сыграли политические решения, но надо понимать, что они легли на уже весьма подготовленную бюрократическую почву. То есть, наши коллеги в бюрократической среде трех государств, которых Институт стран СНГ хорошо знает, и с которыми постоянно поддерживает контакты, образовали ядро энтузиастов. Это сыграло тоже большую роль, когда люди с энтузиазмом работают, видят перед собой цель и четкие планы – это залог успеха. В этой работе участвовало несколько сотен человек и понятно, что без уверенности в том, что они делают правильное дело, дело нужное, важное и идеологически осмысленное, ничего бы не вышло.

Вместе с тем, есть проблемы с точки зрения экономико-политических решений, по которым у нас нет ответа. Процесс интеграции в рамках ЕврАзЭС прошел очень быстро, после фазы Таможенного союза и Единого экономического пространства наступает следующий шаг. Главы государств объявили о создании Евразийского экономического союза. Что означает Евразийский экономический союз в дополнении к тому, что было уже создано? В моем понимании, он означает, прежде всего, выработку общей стратегии развития, реализацию этой стратегии развития и, конечно, формирование общей системы ценностей, в том числе и идеологической системы ценностей, которая, что называется, вдохнула бы душу в это объединение. Потому что общий рынок – это общий рынок. Если в нем нет какого-то стратегического, планирующего начала, начала целеполагания, то он так и останется общим рынком с законом джунглей, где выигрывает сильнейший. А сильнейший может оказаться и извне Таможенного союза. Поэтому переход к Евразийскому экономическому союзу – это для нас очень серьезный предмет для размышления, анализа, подготовки рекомендаций и, я надеюсь, что Институт стран СНГ в этой работе будет принимать участие. Пока наша работа в плане научного обеспечения формирования Таможенного союза и ЕЭП в основном касалась экономических вопросов. Были расчеты межотраслевого баланса, конъюнктурные анализы, оценки интеграции по разным отраслям. Практически мы не успели развернуть серьезных социологических исследований, чтобы узнать, как народ относиться к этому процессу, и какие проблемы могут возникнуть. А они возникали. Скажем, в Казахстане была сформирована достаточно серьезная оппозиция против участия Казахстана в Таможенном союзе, и дело даже дошло до того, что сотня деятелей культуры Казахстана выступила с открытым обращением к Назарбаеву с целью не допустить вхождение Казахстана в Таможенный союз. Для нас это было, прямо скажу, неожиданностью, хотя для тех, кто там живет и работает, может быть, ничего неожиданного не было, как и в том, что это письмо осталось без ответа, - власть на него не отреагировала, - но обеспокоенность была серьезной. Политологические исследования мы, в общем-то, не вели и пользовались в данном случае исключительно здравым смыслом и расчетом на то, что, коль скоро политики, главы государств и правительств, приняли решения, они будут автоматически выполнены. Сработал этот механизм для троих, но сработает ли он дальше на Украине или в Киргизии, с которыми идут переговоры по присоединению – большой вопрос. Хотел обратить внимание, что у нас в экономических исследованиях, и возможно в других это тоже проявится, обнаружилось два подхода, с совершенно разными оценками, суждениями и выводами.

Первый – это либеральный, который в нашей стране уже изрядно надоел, но который, тем не менее, до сих пор определяет макроэкономическую политику в России. То обстоятельство, что мы создали Таможенный союз, с точки зрения либерального подхода, является каким-то недоразумением. То есть, они нам все время говорили о том, что экономически это бессмысленно, потому что внешняя торговля каждого из государств-членов Таможенного союза намного больше взаимной торговли. Поэтому, что вы объединяете? Дескать, у нас с точки зрения экономической статистики такая фаза дезинтеграции произошла, что, в сущности, уже нечего объединять. Высказывались сомнения в отношении того, что не будет не только серьезного экономического эффекта, наоборот, будут потери. Пытались играть на меркантильных струнах наших финансовых органов, пугая потерями экспортных пошлин и так далее. Говорили о том, что создание Таможенного союза помешает вступить в ВТО, что это будет ухудшать инвестиционный климат и прочие малообоснованные суждения выносились апологетами либерально-демократической мысли.

А наше выросшее из традиции российской социально-экономической мысли, советской школы, ученое сообщество говорило прямо противоположное. Что межотраслевой баланс показывает, что выигрыш колоссальный, скажем, по оценкам классиков в этой области, где-то примерно на треть мы ожидаем повышение экономической активности в терминах прироста ВВП в десятилетней перспективе.

Надо признать, что в основе этих расчетов лежит гипотеза о том, что это общее экономическое пространство, увеличившееся за счет трех государств, получит общую сырьевую базу, то есть мы будем нефть, газ и другое сырье перерабатывать вместе. Дальше срабатывает совершенно очевидная, правда, плохо понятная либералам, идея, что чем меньше вы экспортируете сырья, тем выше у вас темпы экономического роста. Для любого, кто знает межотраслевой баланс это очевидно, потому что если у вас к сырьевой базе надстраивается переработка и все остальное, то экономическое пространство становится более емким, и вместо того, чтобы экспортировать нефть, мы делаем из нее пластмассы, конструкционные материалы, одежду и много чего еще. В результате добавленная стоимость, приходящаяся на единицу сырой нефти, увеличивается в сотни раз. Казалось бы - очевидная мысль. Но для либерального ума она непостижима, потому что они руководствуются сиюминутными прибылями и издержками и доказывают нам, что нефтепереработку, скажем, развивать невыгодно, потому что это дополнительные затраты, и нам никогда не выйти на те стандарты, которые работают в Европе. Плюс к этому, они уверяют, что там избыточный объем нефтеперерабатывающих мощностей, поэтому экспорт сырой нефти экономически выгоднее, чем экспорт нефтепродуктов. Такого рода суждения доказываются на основе сопоставления затрат и результатов в текущем режиме, как это сложилось сейчас, но мы прекрасно понимаем, что создание Таможенного союза и вообще вся экономическая интеграция определяется не текущими ситуациями, как сейчас, а тем, как мы хотим жить в долгосрочной перспективе. Расчетный экономический инструментарий тоже должен работать на долгосрочную перспективу, а не пытаться обосновать то уродливое равновесие, квазиравновесие, которое у нас сегодня сложилось.

Эта конкуренция двух подходов, либерального и, условно скажем, консервативного, еще более интересно проявляется в других аспектах нашей работы. Как строить Таможенный союз? Либералы, а, вернее сказать, «западники», нам говорят, что надо строить как Европейский Союз. Это очень расхожая идея: вот, есть Европейский Союз – давайте, стройте. Нам говорят: «20 лет, помните, как они начинали? Вот, лет через 30 построим и мы». Когда процесс пошел существенно быстрее, начались всякого рода опасения, что нельзя так быстро это делать. Но мы прекрасно понимаем, что в наших условиях либо быстро, либо никогда, и весь опыт СНГ это доказывает: 20 лет разговоров – это уже половина того, что прошла Европа после войны на пути интеграции, когда они начинали с угля и стали. Соответственно мы должны были действовать совсем по-другому, и хотя мы использовали опыт Евросоюза, - особенно на переговорах с нашими зарубежными оппонентами, которые тоже не очень-то радовались темпам строительства Таможенного союза, - тем не менее, построенная сегодня конструкция очень самобытна. Она принципиально отличается от того, что есть в Евросоюзе по институтам принятия решений, по процедурам принятия решений, и если есть что-то общее с ЕС, то это правовое и технологическое понимание того, как регулируется внешняя торговля. То есть, если это Таможенный союз, то тарифное регулирование, нетарифное, санитарное, ветеринарное, контроль технический, таможенное регулирование должны быть адекватны тем правилам международной торговли, в которых мы живем. С точки зрения правовой базы мы, естественно, опираемся на мировой опыт, но с точки зрения конструкции, - как устроена Комиссия Таможенного союза, как устроены органы, - у нас вообще нет парламентского измерения. Это может быть слабость, но его нет, и это нас сильно отличает от ЕС. От нас же требуют, чтобы мы имели весь «джентльменский набор». Принятие решений тоже выстроено своеобразно, хотя есть доли голосов – у России это 57%, у Казахстана и Белоруссии по 21,5%, но все решения принимаются консенсусом. Мы приняли около 600 решений сейчас в Комиссии – все они приняты консенсусом. И не только потому, что у каждой стороны есть право вето, то есть, если вам не нравится решение Комиссии, то любое государство может через Межгоссовет его отменить. А на Межгоссовете решения принимаются только консенсусом. Но такой маленький юридический вопрос – если решение Комиссия приняла, то это уже решение или нет? Потому что Межгоссовет может сказать, что это решение надо отменить и тогда не будет консенсуса, или Межгоссовет может сказать, что с самого начала это решение было принято неправильно и в случае конфликта возникнет правовая неопределенность, как трактовать последовательность юридических событий. Но что удивительно, никто на эту тему ни разу не задумывался. Мы каждый месяц по 50 решений принимаем, и споры бывают очень сложные, некоторые решения так и не были приняты - они откладываются все время, потому что нет консенсуса по ним, но вопрос, что будет в случае конфликта, даже не моделировался. Стремление принимать решения единодушно являются, мне кажется, нашей культурной особенностью. То есть, российская сторона не пытается здесь диктовать и выкручивать руки, пользуясь большинством голосов. Это тоже существенное отличие от традиций Евросоюза и, в особенности, от работы брюссельской бюрократии.

Какие у нас возникают сегодня конкретные сложности, требующие научного осмысления? Если смотреть чисто экономически, приходится признать, что интеграционное ядро пока еще очень слабое. Объем взаимной торговли у нас существенно меньше, чем объем внешней торговли государств-членов Таможенного союза. Когда мы создали единую таможенную территорию, и прекратилось таможенное оформление товаров во взаимной торговле, рост взаимной торговли за полгода работы единой таможенной территории составил 14% к прошлому году, а рост внешней торговли - 30%, то есть дисбаланс увеличился, хотя мы предполагали, что снимая таможенные барьеры мы создаем благоприятные условия, прежде всего, для взаимной торговли, и гипотетически ожидали, что именно она начнет быстрее развиваться. Это произошло в приграничных районах, но в целом пока ожидаемого эффекта интеграции у нас не получается. Надеюсь, что это вопрос времени, потому что создание новых потоков, формирование новых кооперационных связей требует затрат времени, сил и требует планирования, чего у нас тоже на сегодняшний день нет. Вопрос: какими институтами нам наполнять ЕврАзЭС? Копировать ЕС не хотелось бы, потому что это будет неестественно и может привести к ошибочным институциональным образованиям. Пока у нас есть только общая декларация. Сейчас мы подготовили для глав государств-участников более развернутый проект декларации, но конкретно, какие институты будут, как они будут взаимодействовать с национальными институтами власти, каковы пределы интеграции - пока никто даже не ставит такой вопрос.

Аналогично много проблем по расширению интеграции. Сейчас мы можем посмотреть на такую возможность на примере Киргизии. У нас есть официальное обращение киргизского руководства о желании присоединиться к Таможенному союзу. Есть очень интересные экономические сюжеты, которые еще никто всерьез системному анализу не подвергал. Мы можем, конечно, это дело игнорировать, потому что Киргизия имеет политическое право требовать вступления в Таможенный союз, так как она является членом ЕврАзЭС, поэтому вопрос о том выгодно это или нет, каковы экономические последствия, имеет больше PR-значение, чем как основа для принятия решений. Тем не менее, киргизская экономика в каком-то смысле уникальна. Официальный импорт Киргизии в 10 раз меньше реального, иными словами – это площадка для гигантского притока китайских товаров. И для Киргизии вне Таможенного союза возникла угроза экономической катастрофы, потому что, вследствие отмирания всех остальных видов деятельности, например, оборонного машиностроения, которое там было, государство оказалось на грани. Осталось только сельское хозяйство и торговля, по сути, представляющая собой реимпорт китайского товара преимущественно на российскую территорию. Неорганизованная торговля стала отмирать, что повлекло за собой переосмысление перспектив, нужно ли Киргизии входить в Таможенный союз или нет. Мы начали объяснять: если вы хотите сохранить нишу крупного логистического центра и сохранить этот товарный поток, то вы его должны легализовать, то есть учесть его, обложить пошлиной. В этом случае получится, что вес Киргизии в распределении таможенных пошлин приблизится к белорусскому. У нас объем импортных пошлин делится пропорционально доли соответствующего государства в двухлетнем импорте 2007-2008 годов. При этом импорт мы брали по статистике ООН, чтобы не возникало споров, кто правильно считает. Так вот, по статистике ООН, киргизский импорт десятикратно больше того, что мы имеем официально. Если мы берем этот импорт, то мы получаем, что вес Киргизии в распределении импортных пошлин должен быть примерно 3,7%, а у Белоруссии - 4,1%, хотя понятно, что киргизская экономика гораздо меньше белорусской. Вот одна из задачек, которые возникают в силу уникального разделения труда, которое сложилось в части внешнеторговых потоков и специфике Киргизии как транзитного государства, находящегося между Китаем и Россией. Таджикистан - еще более сложный вопрос, и структура занятости таджикского населения для нас вещь непонятная. Мы знаем, что многие работают здесь в России, кто-то работает с известными афганскими потоками. А как это все изменится, если Таджикистан присоединится к Таможенному союзу? То есть, вопрос по анализу перспектив участия Таджикистана в Таможенном союзе вообще еще в научном плане ни разу не обсуждался.

Украина - еще более интересная тема. Здесь вообще пример такой политико-экономической шизофрении, «…я другой страны такой не знаю», что называется. Это настолько удивительно, что вызывает политический шок у людей, которые сейчас пытаются с Украиной договариваться. Экономически все уже посчитали с помощью двух ведущих институтов Академий наук. Мы посчитали, что Украина, вступая в Таможенный союз, получает около 9 млрд. долларов улучшения своего торгового баланса. Дефицит украинского торгового баланса сегодня 5 млрд. долларов. Из-за этого гривна у них все время на грани девальвации, экономическая неустойчивость и необходимость все время бегать с протянутой рукой за стабилизационными кредитами, чтобы поддержать курс. Мы даем плюс 9 млрд., причем достигается это частично за счет российского бюджета, потому что отменяются пошлины, мы теряем порядка 3 миллиардов, меняются правила ценообразования на газ, но при этом еще Украина существенно расширяет свой экспорт на нашу территорию. Экспорт продовольствия увеличивается на 1,5 млрд. долларов за счет снятия санитарных, ветеринарных и прочих барьеров. Экспорт машиностроения увеличивается примерно на такую же величину. Создаются условия для реанимации тех проектов, с которыми мы связываем большие перспективы будущего экономического развития. Мы можем с Украиной сделать лучшую корпорацию в мире по производству транспортных и военно-транспортных самолетов. Атомное машиностроение, судо-, энергетическое строение. Любому экономисту понятно, что украинская экономика всеми своими частями тела находится у нас, агропромышленный комплекс – рынок сбыта только у нас. Сейчас ЕС ведет с ними переговоры по Зоне свободной торговли, ограничивая ее квотами, довольно-таки смешными с точки зрения потенциала украинского агропрома. То есть, даже в рамках Зоны свободной торговли, Европа отказывается пускать украинское продовольствие на свой рынок. Химико-металлургический комплекс – другой локомотив украинской экономики - энергоносителями и сырьем тоже находится у нас, как у покупателя. Машиностроительный комплекс без российской кооперации вообще нежизнеспособен. В цене любого украинского машиностроительного изделия больше половины - это российская комплектация. Казалось бы, какие могут быть вопросы? И в краткосрочной перспективе, плюс 9 млрд. долларов - это моментальное улучшение торгового баланса, и в долгосрочной перспективе - повышение экономической активности на одну треть, все очевидно.

Обращаемся к политической сфере. Тут все наоборот. Практически поголовно вся политическая элита, за исключением коммунистов и некоторой части Партии регионов, которая пока стесняется об этом говорить, за Европейский Союз. Президент Украины бесконечно подтверждает, что европейский выбор не подлежит сомнениям. В декабре они хотят подписать договор о Зоне свободной торговли с ЕС, затем соглашение об ассоциированном членстве, не отдавая себе отчет в том, что это повлечет ухудшение торговых отношений с нами. Когда в Минске неделю назад было отложено подписание многостороннего соглашения о свободной торговле, для украинского руководства это было шоком, они этого не ожидали, хотя это была естественная реакция на то, что создание Зоны свободной торговли Украины с Европой затрагивает наши интересы. Европа имеет Зону свободной торговли с Турцией, поэтому не только европейские товары, но и турецкие, проходя без пошлин через украинский рынок, пойдут к нам. Мы знаем опыт Киргизии, которая имела де-факто отношения свободной торговли с Китаем, хотя де-юре это было не так, но китайский товар шел практически без пошлин. Теперь европейский и турецкий товар пойдет на Украину без пошлин, а может и еще откуда-то, и это повлечет за собой резкое ужесточение таможенного контроля на границе и многие другие последствия. Возникает такая странная история. Экономически государство жизненно заинтересовано в том, чтобы участвовать в Таможенном союзе, а политическая элита категорически этого не желает. Для политической элиты, той, во всяком случае, которая сегодня у власти находится, такая шизофрения кончится катастрофой, я не сомневаюсь. Потому что электорат, в отличие от политиков, ближе к жизни, и он немедленно отреагирует на ухудшение условий торгово-экономических отношений с Россией, тут как дважды два. Посмотрите на рейтинги, которые сегодня есть. Не знаю, правда или нет, но говорят, что падение рейтинга Януковича идет гораздо быстрее, чем падение рейтинга Ющенко на соответствующем периоде политического цикла. Тем не менее, люди этого почему-то не понимают. Это уже вопрос для социальной психологии или психиатрии. Сегодня Украина – это либо поле боя, либо площадка для игры разных сил, но в теории игр это очень нетривиальная задача. Я не с точки зрения эмоционально-идеологической, а с точки зрения чисто научной, думаю, что научной анализ этой странной политико-экономической картинки на Украине был бы очень интерес. И, может быть, в терминах теории игр можно было бы привести какие-то модельные постановки.

Я понимаю, что Институт стран СНГ находится на фундаментальной историко-идеологической платформе. И, может быть, то, о чем я говорю не требует глубокого моделирования, для того чтобы понять суть процессов, но я в своем выступлении обрисовал те проблемы, которые стоят перед ЕврАзЭС. А значит и перед СНГ и выражаю надежду на то, что Институт своими силами нам будет помогать.